Смотреть Праздник святого Йоргена (1930)

«Передо мной был совсем иной фильм. С грубоватым нажимом там, где, помнится, сыпались искрящиеся шутки, с железобетонной определенностью взамен давних лирических полутонов», - такой увидел критик В. Демин одну из старых комедий.

Однако так бывает далеко не всегда. Например, скроенный на скорую руку (не упустить бы сенсационный момент - визит заокеанских кинозвезд) «Поцелуй Мэри Пикфорд» с Игорем Ильинским в главной роли. Веселый пустячок, а смотрится с интересом. Многие трюки и ныне выглядят свежо, остроумно, неожиданно. Причина? В отличие, скажем, от драмы, или трагедии, претерпевших с начала века и до наших дней огромные изменения (полностью исключившие прежнюю форсированную манеру актерской игры), комедия отчасти сохранила свое лицо. Естественно, и ее коснулись новые веянья, связанные с синтезом жанров, тем не менее, старая, многократно испытанная логика эксцентрики, комедии положений (а последнее, как известно, не противоречит и разработке характеров) продолжает пользоваться успехом у зрителей. И коль скоро это так, значит, лучшие комедии «Великого немого» (тем более со скидкой на время) будут смотреться еще долгие годы.

Кинокомедии, поставленные Яковом Александровичем Протазановым (1881-1945), безусловно, относятся к их числу. Причем, от некоторых из них можно провести параллель к сегодняшним комедиям, как нашим, так и зарубежным. Ведь оригинальный комедийный трюк выдумать очень трудно (к примеру, смешной эпизод мнимой смерти Балбеса от удара шпаги в фильме Л.Гайдая «Операция «Ы»... полностью заимствован из ранней пародии Макса Линдера «Три мушкетера»).

Протазанов же даром неистощимого выдумщика обладал в полной мере, хотя ему, старейшему режиссеру, поставившему до 1917 года множество картин самых различных жанров, вряд ли приходило в голову, что его истинное призвание - именно комедии. Вернувшись из недолгой эмиграции, он поначалу ставил фильмы вовсе не комедийные - фантастическую «Аэлиту» (1924) и драматическо-авантюрный «Его призыв» (1925).

Первой советской комедией Протазанова стал «Закройщик из Торжка» (1925) с Игорем Ильинским и Верой Марецкой в главных ролях.
Один из советских критиков 1920-х годов тут же обвинил создателей «Закройщика из Торжка» (и вместе с ними - организаторов госзайма) в пропаганде частной собственности: «фильм рассчитан на самого заскорузлого мещанина... сумма выигрыша, сулящая с экрана легкую жизнь, пробуждает в зрителе собственнические инстинкты» (цит. по: Алейников М. Яков Протазанов. М.: Искусство, 1961). Согласитесь, приговор по тем временам весьма суровый…

Другая часть критического цеха обвиняла режиссера в «безудержном американизме» и трюкачестве. Между тем, трюк есть трюк. у него нет национальной принадлежности. А в картине Протазанова немало оригиналь-ных эксцентрических сцен, остроумно, с выдумкой снятых оператором П.Ермоловым (хотя бы применение обратной, замедленной съемки в сцене неудавшегося петиного самоубийства под колесами поезда).

Картина планировалась произведением недвусмысленно «завербованным» - агиткой для рекламы государственного займа по заказу Наркомфина. Перед авторами картины (сценарий В.Туркина) стояла ясная задача: не мудрствуя лукаво снять ленту, призывающую трудовое население покупать облигации. Но, как нередко случается в подобных случаях, фильм перерос узкие рамки рекламного ролика и стал живой, полнокровной комедией.
Конечно, утверждение «чем хуже материал, тем интересней творческое решение», нельзя принять за аксиому, но, по-моему, в данном случае оно совершенно верно.

... Скромный юноша Петя (И.Ильинский) с очень «портновской» фамилией - Петелькин - шьет для нэпманской мастерской вдовы Ширинкиной (фамилия тоже весьма красноречивая). Имея ввиду Петино трудолюбие и здоровье, а главное - перспективу приобретения фактически бесплатного работника, вдова, как нетрудно догадаться, хочет женить его на себе. Накануне свадьбы безмятежный Петя идет за подарком «невесте», но на свое несчастье (далее по закону сказки обернувшегося счастьем) встречает изрядно поистрепанную даму из «полусвета» (О.Жизнева), отставшую от поезда, единственным достоянием которой осталась облигация. Жалостливый простак Петя покупает ее и сдуру приносит вдове. Но жадная хозяйка устраивает Петелькину оглушительный скандал... Тут-то и начинаются невероятные приключения, связанные с крупным выигрышем облигации (иначе зачем тогда, скажите пожалуйста, нужно было заказывать рекламу займа). Одни герои картины о нем знают, другие - нет. Злополучное изделие госзнака переходит из рук в руки (прижимистый лавочник, например, расплачивается им с работницей Катей (В.Марецкая)... Финал, как и следовало ожидать, благополучен: Петя женится на Кате, и выигрыш становится их свадебным подарком.

Сюжет «Закройщика...» крайне незамысловат, но ценность картины не в нем. Сочными, запоминающимися штрихами Я.Протазанов создает достоверную атмосферу быта, нравов и характеров «нэповских» лет, запечатленных острым, сатирическим взглядом художника.

Особо хочется отметить игру Игоря Ильинского, для которого Протазанов стал подлинным «крестным отцом» в искусстве. Ильинский снимался в кино и до «Закройщика из Торжка», но прежние комедии с его участием не имели громкого успеха. Ильинский сыграл Петю недалеким, но добродушным и милым малым. Такой мог самозабвенно погонять прутиком карусельную лошадку, а на рыбалку отправлялся в неизменном своем костюме: пиджачок, белая рубашечка с малюсеньким, вечно сбившимся набок галстуком, галифе плюс шляпа-канотье (дабы не уронить портновского престижа) - с ней Петя не расстается даже провалившись в мотор автомобиля... Зато как трогательно и застенчиво держится Петелькин с любимой девушкой, как искренно хочет помочь попавшему в беду человеку!.. Недаром зрители безоговорочно отдавали Пете свои симпатии, дружно переживая выпавшие на его долю приключения.

Картина вышла удачной - и все же она выла лишь «пробой пера» перед дальнейшими комедиями Я.Протазанова.

Следующей работой режиссера стала экранизация романа итальянского писателя Умберто Нотари «Три вора» (прежде неоднократно переносившегося на экран) - «Процесс о трех миллинах» (1926).

Фильм был по-разному оценен современниками. По-разному оценивается он и потом. К.Рудницкий, например, назвал его «легкомысленной комедией, чуть приправленной перцем социальных обличений» (Рудницкий К. Анатолий Кторов // Актеры советского кино. Вып. 9. М.: Искусство, 1973), а М.Алейников и М.Арлазоров писали о «Процессе...», как о «хлесткой сатире».

... Три вора занимаются привычным для себя делом. Каждый по-своему. Тапиока (И.Ильинский) - босоногий бродяга в рваной тельняшке и кепке со сломанным козырьком - тащит «мелочевку»: всевозможные «плохо лежащие» вещи. Элегантный красавец (фрак, белая роза в петлице) Каскарилья (А.Кторов) - неотразимый соблазнитель легковерных женщин - грабит «важную птицу»; желательно с миллионным состоянием. Банкир (М.Климов) наживает деньги «легальным» путем - с помощью финансовых махинаций.

По такой несложной схеме строились и строятся поныне сюжеты бесчисленных «авантюрных» книг и фильмов. Можно, к примеру, вспомнить шедший на наших экранах «Блеф» Серджо Корбуччи с аналогичной тройкой главных действующих лиц - хитрющим простаком Феликсом (А.Челентано), прожженным «мэтром» Венгом (Э.Куин) и всесильной содержательницей притонов. Но по сравнению с «Блефом», сыгранном и поставленном в модном стиле «ретро» зрелищем (по воле случая события комедий Протазанова и Корбуччи хронологически почти совпадают) – «Процесс о трех миллионах» бьет, если так можно выразиться, из тяжелой сатирической артиллерии.

Чтобы убедиться в этом, достаточно сопоставить финалы (по странному стечению обстоятельств также имеющими определенное сходство) обеих картин.

... Из аэроплана, уносящего удачливых мошенников от невезучих преследователей, внезапно вываливаются добытые тяжким трудом миллионы... «Придется переквалифицироваться в управдомы»? Как бы не так! - это всего лишь очередной и самый «коронный» блеф Феликса: деньги нанизаны на тоненькую ниточку, за которую он преспокойно возвращает их обратно. Ни дать, ни взять - апофеоз предприимчивости обаятельного «бизнесмена»!
... С высоты балкона зала суда, где судят невинного (если, конечно, иметь ввиду похищение миллионов) Тапиоку, истинный вор - Каскарилья - бросает содержимое чемодана, наполненного крупными купюрами (правда, здесь тоже своего рода блеф - банкноты фальшивые). Озверевшая толпа (включая конвойных арестанта) набрасывается на них. В суматохе, толчее и давке все забывают о бедняге Тапиоке. Расчет Каскарильи точен: воспользовавшись свалкой, он беспрепятственно выводит подсудимого на волю…

А дальше Протазанов добавляет еще один сатирический аккорд (отсутствовавший в романе), завершающий картину.

... Ставший «джентльменом» Тапиока ловит «на кармане» свое вчерашнее отражение - какого-то несчастного малого, пытавшегося стянуть у него перчатки - и ... выдает его полиции: «Важны не перчатки, важен священный принцип собственности!».
«Процесс о трех миллионах» не стал, бесспорно, некой «сияющей вершиной» комедийного жанра: были тут и уступки салонным мелодрамам (линия жены банкира в традиционно «вамповском» исполнении О.Жизневой), поверхностность отдельных образов. Но в целом картина - новый шаг вперед. В фильме действовали живые, узнаваемые маски, созданные талантливыми актерами разных школ. Не зря Протазанова, в «монтажный век» упорно «цеплявшегося» за «устаревшую актерскую игру», называли актерским режиссером.

Через несколько лет он снимет с тем же актерским составом еще одну комедию - «Праздник святого Йоргена», в которой все принципиальные удачи прежних лет получат дальнейшее развитие, и достигнет результата еще большего. А пока... в 1927 году протазанов вновь обратился к бытовому материалу, основанному на современном материале, поставив сатирическую комедию с, казалось бы, взаимоисключающим названием - «Дон Диего и Пелагея» (по фельетону А.Зорича).

... Жарким летним днем начальник заброшенного полустанка с многозначительным названием «Заминка» (А.Быков), около которого редко останавливаются даже почтовые поезда, томился от безделья, почитывая старинный рыцарский роман о благородном Доне Диего...

Тягучая, томная атмосфера передана в картине блестяще. Как и Дон Диего, начальник станции ждет – не дождется, ну, хоть какой-нибудь зацепки, ничтожнейшей причины оказаться при «деле»: показать свою власть, важность и «авторитет».

И такая «оказия» вышла. ... Шла ничего не подозревающая малограмотная бабка Пелагея Демина (М.Блюменталь-Тамарина) через рельсы, лелея почти несбыточную надежду продать проезжающим крынку молока, и вот тут-то старушку «задержал с поличным» не в меру ретивый начальник станции, обвинив ее в переходе путей «в неположенном месте».

М.Блюменталь-Тамарина сыграла простую, добрую крестьянку, выделив ее природный ум и затаенную усмешку по отношению к спесивому «Дону Диего» - подчеркнув, таким образом, извечное отношение народа ко всякого рода тупости и бюрократизму.

А как назло бюрократов в районе оказалось достаточно. Одного из самых запоминающихся отрицательных типов довелось сыграть в фильме Михаилу Жарову: роль, шутливо нареченного его однофамильцем, «специалиста по сельскому хозяйству Жарова Михаила Ивановича» - этакого денди от советского управленческого аппарата. Полувоенный френч (из нагрудного кармана кокетливо выглядывает носовой платочек), клетчатая рубашка, такое же кэпи (для «гармонии»), галстук-бабочка, слащавые тоненькие усики... О познаниях «специалиста» можно судить по одному лишь его вопросу насчет свеклы: «Озимая это, или яровая?».

Состоялся суд (на котором злополучная крынка фигурировала, как вещественное доказательство), присудивший Пелагее три месяца тюрьмы...

Но добро всегда побеждает зло: местная молодежь взяла «преступницу» под опеку, разоблачив чинуш и их прихлебателей… Концовка картины парадоксальна, если не фантастична: старики идут записываться в комсомол, и им улыбается ... бюст «всесоюзного старосты» М.Калинина… Кстати, нечто подобное мы видели и в комедии Л.Гайдая «Не может быть!» (по новеллам М.Зощенко): там одному из героев фильма грозит... портрет Карла Маркса.

Комедия «Дон Диего и Пелагея» - одна из немногих картин Протазанова, единодушно отнесенных критиками двадцатых годов к числу несомненных удач. И все же высшей точки мастерство режиссера, как комедиографа, достигло через три года в фильме «Праздник святого Йоргена» (1930), поставленном по роману датского писателя Геральда Берстеда с участием знакомой по «Процессу...» троицы: А.Кторов (Микаэль Коркис), И.Ильинский (Франц Шульц), М.Климов (наместник храма).
А.Кторов и И.Ильинский сыграли здесь по сути дела прежних персонажей, углубив и отшлифовав их характеры: Коркис - элегантен, умен и хитер, а Шульц «подпевает» ему в меру своих не слишком выдающихся умственных способностей. Главный анекдот комедии в том, что Коркис нагло выдает себя за «святого», и «почтенные отцы» вынуждены крупным кушем спровадить его восвояси...

Дуэт Ильинский-Кторов артистичен, пластически выверен - от игры актеров получаешь подлинное наслаждение. И, честно говоря, высказывание Н.Зоркой: «в фильмах Протазанова не было ансамбля. Был концерт» (Зоркая Н. Портреты. М.: Искусство, 1966), кажется мне несправедливым.
Впервые (еще в детском возрасте) увидев по телевизору сцену чудесного «исцеления» Коркисом «инвалида» Шульца, я в буквальном смысле грохнул от смеха... со стула - настолько невыносимо смешно было смотреть на выделывающего невероятные па с остатками костыля Ильинского («достойное кисти» идиотское выражение Шульца в последствие замечательно запечатлели художники С.Козловский и В.Валлезек, изобразившие «святого» Франца на «иконе»: одной рукой он прижимает к груди костыль, а другую простирает к небу).
Изобразительное решение картины (оператор П.Ермолов) местами выдержано в духе иронической стилизации под религиозную живопись. Геометрически правильные, симметричные композиции «явления» самозваного «святого»: фигура Коркиса в белоснежной мантии внушительно вырисовывалась на фоне черного овального проема церковного входа, а по обеим сторонам склонялись священники; торжественное восхождение монахов по каменной лестнице (боковые ряды - черные, центральные – белые) сняты в полном соответствии с «канонами» и одновременно с едким сарказмом. Подобный эффект создается, и когда Коркис беседует с Олеандрой (М.Стрелкова) – ну, чем не Мария Магдалина и Святой Михаил - Коркиса выдают одни глаза: притворные, явно «пережимающие», чересчур «святые»...

Остроумные надписи придумали к фильму И.Ильф и Е.Петров (в тридцатые годы «Праздник...» был озвучен, причем, часто звук шел контрапунктом изображению: под елейную ложь настоятеля храма на экране совершались дела, отнюдь не богоугодные...

Комедия вышла чрезвычайно смешная (недаром она неплохо смотрится и сегодня), а по сему - абсолютно не поддающаяся буквальному пересказу. И, как мне кажется, нашим молодым режиссерам-комедиографам есть чему поучиться, глядя на старые ленты Протазанова: многое в них свежо и оригинально.

Протазанов поставил еще немало картин. среди них были и комедии («Марионетки», «О странностях любви» и др.), но достичь уровня «Праздника...» они уже не смогли. Однако заслуги режиссера трудно переоценить: даже если бы он поставил только «Праздник...», его имя все равно вошло бы в историю кинематографа.

Я.Протазанов не был новатором. В его фильмах не встретишь резких, вычурных ракурсов, головокружительного монтажа, усложненных метафор и иных достижений его молодых талантливых современников. Не писал он и громких манифестов, не основывал школ, не любил вступать в ожесточенные споры, столь свойственные его эпохе, давать пространные интервью... Протазанов оставался верен себе - снимал «по старинке», полностью доверяясь актерам, причем, обычно актерам театральным. На его пути были и неудачи. Но лучшие картины Якова Александровича Протазанова обрели завидную экранную судьбу - их смотрит поколение за поколением. И список его удач по праву возглавляют комедии. Очень смешные комедии старого мастера...

Александр Федоров (1979 год)

Праздник святого Йоргена

Протазанова новаторы не любили. Молодые, шумные, они искали новых, революционных путей в искусстве. Протазанов же, поставивший до революции около сотни фильмов, года два проработавший в Париже, казался им неистребленным последышем буржуазного кино. Даже прочный успех протазановских фильмов о гражданской войне («Сорок первый»), о ленинском призыве в партию («Его призыв»), даже острые и злые сатиры против капиталистов, против обывателей и головотяпов дела не меняли. И признанный руководитель левого искусства, сам Маяковский метал с трибуны громы и молнии: «С этим Протазановым лезут столетние древности кинематографии. Кинематографа не было, а был уже Протазанов!»

А Яков Александрович Протазанов, красивый и элегантный, в дискуссиях не участвовал и не писал манифестов. Сохраняя невозмутимое спокойствие, он каждый год выпускал по фильму, и все они шли с неизменным успехом, все содержали новое, свежее.

Пожалуй, лучше всего удавались ему комедии. Остоые, актуальные, изящные и беспощадные, они громили и мещанство («Закройщик из Торжка»), и бюрократизм («Дон Диего и Пелагея»), и косные нравы дореволюционной России («Чины и люди» по Чехову). Но больше всего зрителей собрал нашумевший «Процесс о трех миллионах». Его сатирические персонажи: «три вора» — капиталистический делец (артист М. М. Климов), светский авантюрист (А. П. Кторов) и мелкий воришка-бродяга (И. В. Ильинский)— стали знамениты.

Шел 1929 год, год расцвета немого кино. Советские фильмы — и новаторские и «традиционные», как определяли протазановские, — шли во всем мире. Правда, успех Протазанова несколько пошел на убыль. Его последние кинодрамы «Белый орел» и «Человек из ресторана» слишком уж рьяно атаковала критика. Даже участие в них Качалова, Мейерхольда. Михаила Чехова не выручало.

Нужно было создать шедевр. Протазанов понимал, что область комедии для этого всего благодарнее.

И выбор остановился на романе датского писателя Гаральда Баргстеда «Праздник святого Йоргена», переведенном на все европейские языки и, по слухам, проклятом папой римским.

Протазанова не смущало, что в портфелях киностудий уже лежат два сценария по этому роману. Он принялся за работу. Она шла трудно. Переменив несколько соавторов-сценаристов, Протазанов вместе с писателем Олегом Леонидовым наконец создал свой кинематографический вариант романа.

Великий мастер работы с актерами, открывший и воспитавший для кино Веру Марецкую, Аду Войцик, Ивана Коваль-Самборского и многих других, Протазанов особенно гордился участниками «Процесса о трех миллионах» — одним из столпов Малого театра Михаилом Михайловичем Климовым, блестящим героем театра Корша Анатолием Петровичем Кторовым и любимым комиком, звездой театра Мейерхольда Игорем Владимировичем Ильинским. Персонажи романа Бергстеда точно приходились на этих артистов. Даже больше. Образы «трех воров» как бы продолжались, получали новое развитие.

Климов стал настоятелем монастыря святого Йоргена. Кторов и Ильинский остались мошенниками.

Сюжет романа и фильма рассказывает о том, что в день празднования святого Йоргена, якобы сходившего с небес в храм своего имени, ловкий мошенник Коркис, напялив тунику святого, явился в ней к молящимся, а затем, прихватив кругленькую сумму и красавицу дочку настоятеля, благополучно смылся. Протазанов и Леонидов, оставив основные мотивы романа, усилили его антиклерикальный характер, его сатирическую остроту.

Фильм начинается с пародии на католический церковный фильм (какие во множестве выпускались на Западе). Ушлые кинодельцы пытались показать на экране великие чудеса, используя трюковые киновозможности. Многие трюки уморительно не удавались, но настоятель, казначей (артист И. Н. Аркадии) и другие церковники были довольны. Фильм годился для одурманивания паломников на празднике Йоргена. Широко и зло показана Протазановым машина выколачивания денег из молящихся. Торговля статуэтками, слезами и волосами Йоргена, пышные шествия и песнопения... С горечью режиссер задерживает внимание на одураченных нищих, больных, страждущих исцеления и утешения людях. С гневом показывает равнодушных, раскормленных монахов, жадно следящих за дождем монет...

Появление двух друзей-авантюристов, сбежавших из тюрьмы, обставлено серией забавных перипетий и трюков. Спасаясь в поезде от полиции, они облачаются в балахоны спящих в соседнем купе монахинь. Их шляпы мгновенно и синхронно сползают на лица под пристальным взглядом преследователей. Искусно растворяются друзья в толпе молящихся, причем бродяжка успевает шарить по карманам. Чтобы окончательно смешаться с толпой, Шульц (так зовут бродяжку) обзаводится костылями. А Коркис прячется в алтаре. Там-то и застает его торжественный призыв монахов. «Йорген, явись нам!» И смельчак отвечает: «Иду!» И является на паперти в облачении святого. И даже свершает чудо — «исцеляет» Шульца, заставив его отбросить костыли.

Сцена торговли новоявленного Йоргена с церковниками, сцена соблазнения им дочки настоятеля (актриса М. Стрелкова) идут стремительно, весело, разнообразно, отлично раскрывая корыстолюбие, трусость и цинизм церковников. Легкий, изящный Кторов завоевывает всеобщие симпатии. Умный, ироничный Климов как бы со стороны демонстрирует зрителю хитрость и подлость настоятеля. Но Ильинскому удается главное внимание привлечь на себя. Приключения «исцеленного» жулика, постепенно пьянеющего и сгущающего краски своего вранья, сыграны артистом с бесконечной изобретательностью и комизмом. Чем больше пьянеет герой, тем смешнее становятся его пляски, тем ужаснее становятся его россказни: «Моя бедная мама уронила меня с третьего этажа!» Потом — с пятого, десятого, четырнадцатого...

Кстати, надписи к фильму писали И. Ильф и Е. Петров. Вероятно, это была их первая работа в кино.

В августе 1930 года фильм вышел на экраны. И не сходит с них до сих пор. Сначала он успешно конкурировал со звуковыми фильмами, затем Протазанов его озвучил. Композитор С. Богуславский написал острую, ироническую музыку—смесь псалмов и фокстротов. Комичны были даже шумы: щелчки выстрелов, пыхтенье и вой паровоза. Впервые в советском художественном кино действие комментировал монолог. М. М. Климов — настоятель рассказывал о явлении Йоргена. Тонко раскрыл лицемерие, ханжество, фальшь. На кадрах, где Коркис увозит в автомобиле деньги, дочку и своего «исцеленного» друга, настоятель, сладостно вибрируя голосом, вещает, как святой истаял, растворился, вознесся...

Друзья советовали Протазанову не оставлять так удачно сложившийся ансамбль, завершить трилогию о трех ворах. Режиссер работал даже над продолжением: два вора попадают на атлантический лайнер, где соблазняют дочку миллионера... Но замысел, к сожалению, остался незавершенным. Впрочем, достаточно и сделанного. Все, даже противники Протазанова, вынуждены были признать его победу. Много лет идет на экранах одна из лучших советских кинокомедий — «Праздник святого Йоргена».

Р. Юренев

«Советский экран» № 15, 1981 год
Яков Протазанов: искушение было опасным

Кинокарьера Якова Протазанова (4.02.1881 – 8.08.1945) началась в 1906 году, когда он, 25-летний выпускник коммерческого училища, вернувшийся из длительной поездки по Франции и Италии, попытался написать первый в своей жизни сценарий. Через пару лет он дебютировал в режиссуре, а уже в 10-х годах ХХ века стал одним из бесспорных и плодовитейших лидеров кинопроцесса. Славу Протазанову принесли экранизации литературной классики, среди которых можно вспомнить «Войну и мир» (сорежиссер В.Гардин, 1915), «Пиковую даму» (1916) и «Отца Сергия» (1917). Конечно, эти ленты не претендовали на то, чтобы передать на экране философскую глубину оригиналов Л.Толстого или А.Пушкина, но в них были интересные монтажные, ракурсные и актерские находки. Попутно Протазанов отдавал дань мистике и модному тогда декадансу в любовных лентах… За первые десять лет работы он умудрился поставить около 80-ти фильмов, многие из которых давно и заслуженно забыты, так снимались в спешке «конкурентной» борьбы на ниве Великого Немого…

Гражданская война в России была, как известно, не лучшим временем для кинематографа. Спасаясь от «крутизны» совдеповского режима, Протазанов вместе со звездой своих лучших фильмов Иваном Мозжухиным эмигрировал в Париж, где оба они довольно успешно работали в кино. Прошло несколько лет… И вот в один из дождливых парижских вечеров с Протазановым, Мозжухиным и еще с одним знаменитым эмигрантом из России – графом Алексеем Толстым встретился некий кремлевский эмиссар, сделавший им соблазнительное (и кстати, подкрепленное материальными обещаниями) предложение – вернуться в Москву и вновь обрести славу лучших отечественных мастеров культуры. С берегов Сены и правда казалось, что нэп пришел в Россию всерьез и надолго. И стоит только чуть-чуть подыграть большевикам, как любовь публики и официальное признание превратят жизнь в сплошной творческий праздник. Словом, искушение было слишком велико – вопреки уговорам скептичного Мозжухина, Протазанов с Толстым взяли билеты на поезд в первую в мире страну диктатуры пролетариата…

«Подыграть» Кремлю решили без раскачки – в 1924 году на советские экраны вышла экранизация фантастического романа А.Толстого «Аэлита» (режиссер Я.Протазанов), где вихрь коммунистического переворота триумфально переносился с Земли на Марс. Но все-таки таких, откровенно политически ангажированных картин у Протазанова потом было не так уж много. Остроумные комедии «Закройщик из Торжка» (1925), «Процесс о трех миллионах» (1926), «Праздник святого Йоргена» (1930) закрепили за Я.Протазановым успех у публики, достигший пика в мелодраматической «Бесприданнице» (1937). В этих картинах раскрылся талант тогдашних звезд отечественного экрана - Игоря Ильинского, Анатолия Кторова, Нины Алисовой.
Несомненно, в 30-е годы над Яковом Протазановым, как и над любым другим «репатриантом» висела опасность репрессий, но как говорится, Бог (или лично И.В.Сталин?) уберег. Протазанов умер своей смертью 8 августа 1945 года, всего на несколько месяцев позже своего бывшего соавтора Алексея Толстого…
На фоне новой генерации «революционных киногениев» - С.Эйзенштейна, Д.Вертова или А.Довженко Яков Протазанов всегда казался «бывшим», «архаичным», «старомодным». Он так и не включился в модный (особенно в 20-х годах) тогда поток «авторского кино» с его культом всевластного режиссера-демиурга. Лучшие работы Протазанова всегда были связаны с экранизациями литературной классики. И даже в рамках комедийного жанра он оставался «актерским режиссером».

Сейчас трудно сказать, как сложилась бы судьба Я.Протазанова, сумей он устоять перед опасным соблазном «сменовеховского» посланца Кремля. Быть может, как и оставшийся во Франции Мозжухин, он не смог бы плавно перейти на рельсы звукового кино. Но как знать? Сумел же, к примеру, эмигрант из России Анатолий (Анатоль) Литвак поставить 23 фильма в Голливуде (с неоднократными «оскарными» номинациями) и десяток успешных картин во Франции, Германии и Британии…

Александр Федоров
Впервые опубликовано в журнале Pro KИNO. – 2003. – N 3. – C.18-19.

Тексты о фильмах

[…] [Протазанов] принимается за экранизацию романа датского писателя Гаральда Бергстеда «Праздник святого Йоргена».

Опубликованный в 1918 году, этот роман сразу же приобрел и поклонников и противников. Папа римский без промедления включил его в индекс запрещенных книг, еще больше усилив этим интерес к крамольному произведению. […]

Основной сюжетный ход Г. Бергстеда остался без изменений. […] Что же касается осуществления, то тут потребовалась работа гораздо большая, чем та, которую ведут обычно при экранизации литературных произведений. Вероятно, у Протазанова сразу же возникло четкое видение будущего фильма и убежденность в определенной […] интерпретации романа. Только существованием такой концепции, которую режиссер защищал очень упорно, можно объяснить продолжительность работы над сценарием (началась она осенью 1927 года и длилась около двух лет), объяснить и то, что Яков Александрович дважды начинал писать его с разными сценаристами [C. Кржижановским и О. Леонидовым], а в конце концов написал сценарий сам.

[…] [П]еренос действия в наше время […] позволил режиссеру по-новому интерпретировать роман, обострить его сюжетные линии, обогатить произведение совершенно новыми, подчас […] неожиданными эпизодами.

Контраст деловитости современных коммерсантов и фальшивого церковного благолепия сделал фильм очень острым. Освободившись от неоправданно трагического (в романе жулики поссорились, и Коркис приказал повесить Франца, здесь же их действия предельно согласованны), Протазанов придумал много смешного […].

…На праздник спешат богомольцы. Плетутся калеки, слепые, убогие […].

А пока стекаются богомольцы, божьи наместники заняты делами, не подлежащими оглашению. За толстыми стенами храма — деловая контора: сводят баланс, подсчитывают предстоящие доходы. […] Торгуют […] не только «волосами», «слезами» и «вздохами» святого. На празднике ведется умелая предвыборная кампания — бойко продаются голоса избирателей. Готовится фильм о жизни святого…

Много лет назад, посетив во время первой зарубежной поездки фабрику братьев Пате в Париже, Яков Александрович наблюдал съемку большой картины о Христе. Этот фильм делался по заказу церковников, и воспоминания о нем нашли отражение в «Празднике святого Йоргена». […]

Верный мудрому правилу искать выразительность в деталях, Протазанов щедро рассыпает их по фильму. […] Если речь идет о торговле голосами верующих в избирательной кампании, то надпись на плакате: «Верующие, голосуйте за партию национал-демократов во имя святого Йоргена!» — заставляла зрителя вспомнить о партии национал-социалистов, во главе [с] […] Гитлером рвавшейся тогда к власти. […]

Превосходно работают у Протазанова вещи. Вот, в самом начале фильма, из вагона поезда, остановившегося в Йоргенстале, вышли Микаэль Коркис и Франц Шульц. В молитвенном смирении рядом с другими молящимися внезапно преклоняет колена Шульц. Он словно весь отдался богу. Даже поднимается он с земли как-то неловко, сохраняя униженную согбенность фигуры. Но едва мы обращаем на это внимание, как тотчас же замечаем — в руках ханжески склонившегося мошенника украденный чемодан.

Чемодан так не вяжется с лохмотьями Франца. Но уже в следующем кадре — он органическая часть облика денди Коркиса. Еще через кадр чемодан подчеркивает респектабельность севших в вагон пассажиров, которые извлекают из него свой утренний завтрак. […]

Число […] сотрудников [Протазанова в этом фильме] пополнили […] Илья Ильф и Евгений Петров. Им было поручено […] сочинение надписей. К занятию, которое сегодня выглядит пустячным, тогда относились всерьез. […]

[П]оявлением на страницах «Золотого теленка» великолепной истории похода Остапа Бендера на Черноморскую киностудию мы, вероятно, больше всего обязаны непосредственным наблюдениям писателей за кинематографистами и порядками на студии во время работы над «Праздником святого Йоргена». […]

Несколько лет спустя, когда немое кино уступило место звуковому, Протазанов озвучил фильм. […]

Озвучивание фильма стало для Протазанова делом интересным и в высшей степени творческим. […] Во-первых, изменилась вся система рассказа. Монолог наместника храма потребовал новых монтажных решений и, надо полагать, каких-то досъемок, так как рассказ идет как бы на воспоминаниях церковника, воспоминаниях лживых […]. […] Елейная речь все время входит в противоречие с отнюдь не елейным изображением, усиливая сатиричность фильма.

Но достижение контраста звука и изображения не исчерпывается введением текста наместника храма. Протазанов стремится создать его во всем, не пренебрегая ни одной мелочью.

В самых первых кадрах из тюрьмы бежит Микаэль Коркис. Жандарм вскидывает винтовку, и вслед автомобилю, увозящему жулика, раздаются выстрелы. Проходит […] пять-десять минут, и из поезда убегают, высадившись в Йоргенстале, Коркис и Шульц. В этот миг почти тот же звук, очень похожий на выстрелы, издает паровоз. Но… стоило жуликам оказаться в безопасности, как паровоз закричал совсем другим тоном, громко, протяжно и, я бы сказал […],- радостно.

Эта игра звуков — естественное развитие комического, заложенного в изображение. Она как бы поднимает на новую ступень игру актеров и игру вещей, на ту ступень, которой режиссер был просто лишен, снимая фильм.

АРЛАЗОРОВ Михаил. Яков Протазанов. М.: Искусство, 1973. С. 206-214

[…] [Протазанов] принимается за экранизацию романа датского писателя Гаральда Бергстеда «Праздник святого Йоргена». Опубликованный в 1918 году, этот роман сразу же приобрел и поклонников и противников. Папа римский без промедления включил его в индекс запрещенных кн� […] [Протазанов] принимается за экранизацию романа датского писателя Гаральда Бергстеда «Праздник святого Йоргена». Опубликованный в 1918 году, этот роман сразу же приобрел и поклонников и противников. Папа римский без промедления включил его в индекс запрещенных книг, еще больше усилив этим интерес к крамольному произведению. […] Основной сюжетный ход Г. Бергстеда остался без изменений. […] Что же касается осуществления, то тут потребовалась работа гораздо большая, чем та, которую ведут обычно при экранизации литературных произведений. Вероятно, у Протазанова сразу же возникло четкое видение будущего фильма и убежденность в определенной […] интерпретации романа. Только существованием такой концепции, которую режиссер защищал очень упорно, можно объяснить продолжительность работы над сценарием (началась она осенью 1927 года и длилась около двух лет), объяснить и то, что Яков Александрович дважды начинал писать его с разными сценаристами [C. Кржижановским и О. Леонидовым], а в конце концов написал сценарий сам. […] [П]еренос действия в наше время […] позволил режиссеру по-новому интерпретировать роман, обострить его сюжетные линии, обогатить произведение совершенно новыми, подчас […] неожиданными эпизодами. Контраст деловитости современных коммерсантов и фальшивого церковного благолепия сделал фильм очень острым. Освободившись от неоправданно трагического (в романе жулики поссорились, и Коркис приказал повесить Франца, здесь же их действия предельно согласованны), Протазанов придумал много смешного […]. …На праздник спешат богомольцы. Плетутся калеки, слепые, убогие […]. А пока стекаются богомольцы, божьи наместники заняты делами, не подлежащими оглашению. За толстыми стенами храма — деловая контора: сводят баланс, подсчитывают предстоящие доходы. […] Торгуют […] не только «волосами», «слезами» и «вздохами» святого. На празднике ведется умелая предвыборная кампания — бойко продаются голоса избирателей. Готовится фильм о жизни святого… Много лет назад, посетив во время первой зарубежной поездки фабрику братьев Пате в Париже, Яков Александрович наблюдал съемку большой картины о Христе. Этот фильм делался по заказу церковников, и воспоминания о нем нашли отражение в «Празднике святого Йоргена». […] Верный мудрому правилу искать выразительность в деталях, Протазанов щедро рассыпает их по фильму. […] Если речь идет о торговле голосами верующих в избирательной кампании, то надпись на плакате: «Верующие, голосуйте за партию национал-демократов во имя святого Йоргена!» — заставляла зрителя вспомнить о партии национал-социалистов, во главе [с] […] Гитлером рвавшейся тогда к власти. […] Превосходно работают у Протазанова вещи. Вот, в самом начале фильма, из вагона поезда, остановившегося в Йоргенстале, вышли Микаэль Коркис и Франц Шульц. В молитвенном смирении рядом с другими молящимися внезапно преклоняет колена Шульц. Он словно весь отдался богу. Даже поднимается он с земли как-то неловко, сохраняя униженную согбенность фигуры. Но едва мы обращаем на это внимание, как тотчас же замечаем — в руках ханжески склонившегося мошенника украденный чемодан. Чемодан так не вяжется с лохмотьями Франца. Но уже в следующем кадре — он органическая часть облика денди Коркиса. Еще через кадр чемодан подчеркивает респектабельность севших в вагон пассажиров, которые извлекают из него свой утренний завтрак. […] Число […] сотрудников [Протазанова в этом фильме] пополнили […] Илья Ильф и Евгений Петров. Им было поручено […] сочинение надписей. К занятию, которое сегодня выглядит пустячным, тогда относились всерьез. […] [П]оявлением на страницах «Золотого теленка» великолепной истории похода Остапа Бендера на Черноморскую киностудию мы, вероятно, больше всего обязаны непосредственным наблюдениям писателей за кинематографистами и порядками на студии во время работы над «Праздником святого Йоргена». […] Несколько лет спустя, когда немое кино уступило место звуковому, Протазанов озвучил фильм. […] Озвучивание фильма стало для Протазанова делом интересным и в высшей степени творческим. […] Во-первых, изменилась вся система рассказа. Монолог наместника храма потребовал новых монтажных решений и, надо полагать, каких-то досъемок, так как рассказ идет как бы на воспоминаниях церковника, воспоминаниях лживых […]. […] Елейная речь все время входит в противоречие с отнюдь не елейным изображением, усиливая сатиричность фильма. Но достижение контраста звука и изображения не исчерпывается введением текста наместника храма. Протазанов стремится создать его во всем, не пренебрегая ни одной мелочью. В самых первых кадрах из тюрьмы бежит Микаэль Коркис. Жандарм вскидывает винтовку, и вслед автомобилю, увозящему жулика, раздаются выстрелы. Проходит […] пять-десять минут, и из поезда убегают, высадившись в Йоргенстале, Коркис и Шульц. В этот миг почти тот же звук, очень похожий на выстрелы, издает паровоз. Но… стоило жуликам оказаться в безопасности, как паровоз закричал совсем другим тоном, громко, протяжно и, я бы сказал […],- радостно. Эта игра звуков — естественное развитие комического, заложенного в изображение. Она как бы поднимает на новую ступень игру актеров и игру вещей, на ту ступень, которой режиссер был просто лишен, снимая фильм. АРЛАЗОРОВ Михаил. Яков Протазанов. М.: Искусство, 1973. С. 206-214

Последняя из немых комедий Протазанова «Праздник святого Йоргена» была поставлена им в 1930 г. […]. По своей идее, человеческим характерам, композиции, режиссерским приемам она повторяла «Процесс о трех миллионах», словно режиссер и сценарист Олег Леонидов, не будучи удовлетворены сделанным ранее, решили вернуться к той же проблематике и сделать все заново, лучше, выше, умнее, остроумнее.

А. Кторов и И. Ильинский снова играют двух воров — демонического великосветского авантюриста Микаэля Коркиса и придурковатого бродягу Франца. Опять активно действует великосветский авантюрист: пробирается с целью ограбления в храм, соблазняет светскую женщину (на этот раз не жену, а дочь всесильного богача), спасает, вырывая из рук преследователей, своего верного, но неудачливого помощника-бродягу. Однако мотивы поступков авантюриста усложнены. Оказавшись запертым и окруженным в храме, Коркис выдает себя за сошедшего с небес святого Йоргена, умело использует исступленный фанатизм молящихся и весь хитроумный пропагандистский аппарат церковников и соглашается «покинуть грешную землю» лишь обладателем крупной суммы и руки дочери настоятеля храма. Авторы фильма и актер […] постарались снабдить Коркиса отрицательными чертами: холодной расчетливостью, жадностью, цинизмом. Однако им не удалось лишить Коркиса обаяния. Зритель поневоле становится на сторону энергичного, остроумного и смелого авантюриста […].

Еще большие симпатии вызывал бедняга Франц. Ильинский с великолепным юмором изображал «исцеленного», уморительно переходил от ханжеского закатывания глаз к лукавому подмигиванию, от панического страха к наглой самоуверенности и пьяному благодушию. […]

М. Климов […] по силе сатирического разоблачения, по точности рисунка, по психологической глубине и комедийной легкости, я сказал бы грации, […] первенствовал среди всех исполнителей ролей в фильме. С тонким юмором и тактом ему «аккомпанировал» А. Аркадин в роли казначея.

Тема денег […], вновь положенная Протазановым в основу фильма, прозвучала с еще большей силой. В цепи выразительных эпизодов режиссеру удалось показать, как текут медяки несчастных паломников в пухлые, мясистые руки монахов, как ручьи денег — из лавчонок со статуэтками, из часовен над источниками, с прилавков с костями, волосами, клочьями одежды святого Йоргена — превращаются в мощные потоки, наводняющие массивные несгораемые шкафы в казначействе монастыря. Как и в «Процессе о трех миллионах», массовые сцены, рисующие фанатизм, алчность, поставлены режиссером с настоящей силой.

Не менее интересно сделаны эпизоды на киностудии, где изготовляется фильм про житие святого Йоргена. Весело и остроумно разоблачает режиссер кинематографические «чудеса», а через них «чудеса», в которые должны поверить паломники и почитатели святого Йоргена. Эпизоды на студии служат отличной подготовкой для кульминационных сцен фильма с появлением авантюриста Коркиса под видом сошедшего с небес «святого».

«Праздник святого Йоргена» — наиболее зрелая и блестящая комедия Протазанова, получившая всеобщее одобрение. Она долго не сходила с экранов, шла в двух вариантах — немом и озвученном […].

ЮРЕНЕВ Р. Советская кинокомедия. М.: Наука, 1964. С. 122—123

Последняя из немых комедий Протазанова «Праздник святого Йоргена» была поставлена им в 1930 г. […]. По своей идее, человеческим характерам, композиции, режиссерским приемам она повторяла «Процесс о трех миллионах», словно режиссер и сценари Последняя из немых комедий Протазанова «Праздник святого Йоргена» была поставлена им в 1930 г. […]. По своей идее, человеческим характерам, композиции, режиссерским приемам она повторяла «Процесс о трех миллионах», словно режиссер и сценарист Олег Леонидов, не будучи удовлетворены сделанным ранее, решили вернуться к той же проблематике и сделать все заново, лучше, выше, умнее, остроумнее. А. Кторов и И. Ильинский снова играют двух воров — демонического великосветского авантюриста Микаэля Коркиса и придурковатого бродягу Франца. Опять активно действует великосветский авантюрист: пробирается с целью ограбления в храм, соблазняет светскую женщину (на этот раз не жену, а дочь всесильного богача), спасает, вырывая из рук преследователей, своего верного, но неудачливого помощника-бродягу. Однако мотивы поступков авантюриста усложнены. Оказавшись запертым и окруженным в храме, Коркис выдает себя за сошедшего с небес святого Йоргена, умело использует исступленный фанатизм молящихся и весь хитроумный пропагандистский аппарат церковников и соглашается «покинуть грешную землю» лишь обладателем крупной суммы и руки дочери настоятеля храма. Авторы фильма и актер […] постарались снабдить Коркиса отрицательными чертами: холодной расчетливостью, жадностью, цинизмом. Однако им не удалось лишить Коркиса обаяния. Зритель поневоле становится на сторону энергичного, остроумного и смелого авантюриста […]. Еще большие симпатии вызывал бедняга Франц. Ильинский с великолепным юмором изображал «исцеленного», уморительно переходил от ханжеского закатывания глаз к лукавому подмигиванию, от панического страха к наглой самоуверенности и пьяному благодушию. […] М. Климов […] по силе сатирического разоблачения, по точности рисунка, по психологической глубине и комедийной легкости, я сказал бы грации, […] первенствовал среди всех исполнителей ролей в фильме. С тонким юмором и тактом ему «аккомпанировал» А. Аркадин в роли казначея. Тема денег […], вновь положенная Протазановым в основу фильма, прозвучала с еще большей силой. В цепи выразительных эпизодов режиссеру удалось показать, как текут медяки несчастных паломников в пухлые, мясистые руки монахов, как ручьи денег — из лавчонок со статуэтками, из часовен над источниками, с прилавков с костями, волосами, клочьями одежды святого Йоргена — превращаются в мощные потоки, наводняющие массивные несгораемые шкафы в казначействе монастыря. Как и в «Процессе о трех миллионах», массовые сцены, рисующие фанатизм, алчность, поставлены режиссером с настоящей силой. Не менее интересно сделаны эпизоды на киностудии, где изготовляется фильм про житие святого Йоргена. Весело и остроумно разоблачает режиссер кинематографические «чудеса», а через них «чудеса», в которые должны поверить паломники и почитатели святого Йоргена. Эпизоды на студии служат отличной подготовкой для кульминационных сцен фильма с появлением авантюриста Коркиса под видом сошедшего с небес «святого». «Праздник святого Йоргена» — наиболее зрелая и блестящая комедия Протазанова, получившая всеобщее одобрение. Она долго не сходила с экранов, шла в двух вариантах — немом и озвученном […]. ЮРЕНЕВ Р. Советская кинокомедия. М.: Наука, 1964. С. 122—123

[…] Протазанов стоял перед входом в старую армянскую церковь и задумчиво смотрел вниз на тысячную толпу «богомольцев», кипевшую на огромной лестнице церкви и на площади перед ней. […]

Одушевить для сложной массовой сцены пеструю толпу статистов, наскоро собранных в Ялте из местных огородниц и осевших в 20-х годах на юге «бывших людей», было делом нелегким.

«Богомольцы» должны были требовать от Кторова — Йоргена «чуда», чтобы окончательно поверить в его воскресение. Но большинство из них проявляло полное равнодушие к судьбе неизвестного святого. Зато обедневшие генеральши и бывшие владельцы частных пансионов вкладывали слишком много религиозного экстаза и подозрительной требовательности в реплику:

— Чуда! Мы требуем чуда!..

Стоял нестройный гул, ассистенты и помрежи выбивались из сил, переходя от группы к группе и стараясь по частям организовать «массовку».

— Внимание, товарищи! — раздался голос Протазанова, усиленный мегафоном. — Хочу рассказать анекдот…

Толпа затихла. […]

Было наслаждением следить за тем, как овладел Протазанов сначала симпатией тысячной толпы, потом заставил ее заинтересоваться ходом сцены […].

Репетировали долго, упорно: статисты работали охотно […].

И […] от этого и от других таких же съемочных дней в Ялте, длинных, жарких, тяжелых, осталось впечатление […] легкости и блеска.

Тогда казалось, что это впечатление шло от беззаботного крымского солнца, от моря […], от свободной и изящной игры актеров, от легкой […] фигуры режиссера, от его веселого умения ладить с людьми.

И только позже […] стало ясно, что в работе Протазанова на съемках была та легкость, которая дается уверенностью умения и высоким профессионализмом мастера. […]

«Праздник святого Йоргена» — это последняя немая комедия Протазанова. […]

Протазанов был одним из первых режиссеров, взявших звук на вооружение. […]

Я делал вместе с ним сценарий звукового варианта «Праздника святого Йоргена».

Диалог не влезал в скупую артикуляцию актера немого фильма. Мы дали звуковой монолог одному из действующих лиц картины (архиепископу — М. Климову). Елейно-лицемерный комментарий Климова вступал в резкое столкновение с происходящим на экране, и это создавало новую ироническую грань в комедийной игре.

Теперь такой рассказ-комментарий одного из действующих лиц часто встречается на экране. Но для того времени это был прием, пожалуй, новый.

ШВЕЙЦЕР Владимир. Диалог с прошлым. М.: Искусство, 1966. С. 88—91

[…] Протазанов стоял перед входом в старую армянскую церковь и задумчиво смотрел вниз на тысячную толпу «богомольцев», кипевшую на огромной лестнице церкви и на площади перед ней. […] Одушевить для сложной массовой сцены пеструю толпу статистов, наскоро собранных в […] Протазанов стоял перед входом в старую армянскую церковь и задумчиво смотрел вниз на тысячную толпу «богомольцев», кипевшую на огромной лестнице церкви и на площади перед ней. […] Одушевить для сложной массовой сцены пеструю толпу статистов, наскоро собранных в Ялте из местных огородниц и осевших в 20-х годах на юге «бывших людей», было делом нелегким. «Богомольцы» должны были требовать от Кторова — Йоргена «чуда», чтобы окончательно поверить в его воскресение. Но большинство из них проявляло полное равнодушие к судьбе неизвестного святого. Зато обедневшие генеральши и бывшие владельцы частных пансионов вкладывали слишком много религиозного экстаза и подозрительной требовательности в реплику: — Чуда! Мы требуем чуда!.. Стоял нестройный гул, ассистенты и помрежи выбивались из сил, переходя от группы к группе и стараясь по частям организовать «массовку». — Внимание, товарищи! — раздался голос Протазанова, усиленный мегафоном. — Хочу рассказать анекдот… Толпа затихла. […] Было наслаждением следить за тем, как овладел Протазанов сначала симпатией тысячной толпы, потом заставил ее заинтересоваться ходом сцены […]. Репетировали долго, упорно: статисты работали охотно […]. И […] от этого и от других таких же съемочных дней в Ялте, длинных, жарких, тяжелых, осталось впечатление […] легкости и блеска. Тогда казалось, что это впечатление шло от беззаботного крымского солнца, от моря […], от свободной и изящной игры актеров, от легкой […] фигуры режиссера, от его веселого умения ладить с людьми. И только позже […] стало ясно, что в работе Протазанова на съемках была та легкость, которая дается уверенностью умения и высоким профессионализмом мастера. […] «Праздник святого Йоргена» — это последняя немая комедия Протазанова. […] Протазанов был одним из первых режиссеров, взявших звук на вооружение. […] Я делал вместе с ним сценарий звукового варианта «Праздника святого Йоргена». Диалог не влезал в скупую артикуляцию актера немого фильма. Мы дали звуковой монолог одному из действующих лиц картины (архиепископу — М. Климову). Елейно-лицемерный комментарий Климова вступал в резкое столкновение с происходящим на экране, и это создавало новую ироническую грань в комедийной игре. Теперь такой рассказ-комментарий одного из действующих лиц часто встречается на экране. Но для того времени это был прием, пожалуй, новый. ШВЕЙЦЕР Владимир. Диалог с прошлым. М.: Искусство, 1966. С. 88—91

В коршевском театре Анатолий Петрович торов считался как бы «при Поповой», хотя играл основной репертуар и отличался высоким профессионализмом. И все же славу приобрел в кинематографе 20 — 30-х годов: суперзвезда немого кино, последний представитель вымирающего амплуа салонных героев и фатов. Для нас он воплощал иронический аристократизм, просвечивающий сквозь элегантный фрак. Острословы, от ни никогда и никуда не деться, прозвали его «советским Мозжухиным» (звездой дореволюционного кино). «Процесс о трех миллионах», «Праздник святого Йоргена» — кто из зрителей этих популярнейших фильмов не восторгался четким графическим рисунком, изысканным жестом, умными, все понимающими глазами! Его Паратов в классическом фильме Якова Протазанова «Бесприданница», по-моему, не понят во всей полноте задуманного и воплощенного актером образа. А в театре он играл Карандышева! Каков диапазон! Лощеность светского льва затмила драматичность, своеобразие внутреннего мира. Но наступило новое время, требовавшее новых героев, слава Кторова угасала без ролевой «подкормки». Коршевский театр закрыли. Попова и Кторов перешли во МХАТ. Какой роковой шаг!

Вижу, как Кторов поднимает изящно изогнутую бровь, натренированную в ношении монокля, казалось, что он не расстается с ним, слышу, как он произносит с различными интонациями по разным поводам — иронично, грустно, дружелюбно, с презрением, сдерживая чувства, не предполагающие обнародования, — любимые присказки на немецком: «Ди фраге…» — вопрос, или «Варум?» — почему. Невольно возникает ди фраге, варум так получается у хороших, достойных настоящего счастья людей?

Ч.м.м.л., в 90-х годах, возродился эффект Кторова — о нем стали писать, говорить по телевидению. Замечательно!

ГОЛУБОВСКИЙ Борис. Большие маленькие театры М, 1998

В коршевском театре Анатолий Петрович торов считался как бы «при Поповой», хотя играл основной репертуар и отличался высоким профессионализмом. И все же славу приобрел в кинематографе 20 — 30-х годов: суперзвезда немого кино, последний представите� В коршевском театре Анатолий Петрович торов считался как бы «при Поповой», хотя играл основной репертуар и отличался высоким профессионализмом. И все же славу приобрел в кинематографе 20 — 30-х годов: суперзвезда немого кино, последний представитель вымирающего амплуа салонных героев и фатов. Для нас он воплощал иронический аристократизм, просвечивающий сквозь элегантный фрак. Острословы, от ни никогда и никуда не деться, прозвали его «советским Мозжухиным» (звездой дореволюционного кино). «Процесс о трех миллионах», «Праздник святого Йоргена» — кто из зрителей этих популярнейших фильмов не восторгался четким графическим рисунком, изысканным жестом, умными, все понимающими глазами! Его Паратов в классическом фильме Якова Протазанова «Бесприданница», по-моему, не понят во всей полноте задуманного и воплощенного актером образа. А в театре он играл Карандышева! Каков диапазон! Лощеность светского льва затмила драматичность, своеобразие внутреннего мира. Но наступило новое время, требовавшее новых героев, слава Кторова угасала без ролевой «подкормки». Коршевский театр закрыли. Попова и Кторов перешли во МХАТ. Какой роковой шаг! Вижу, как Кторов поднимает изящно изогнутую бровь, натренированную в ношении монокля, казалось, что он не расстается с ним, слышу, как он произносит с различными интонациями по разным поводам — иронично, грустно, дружелюбно, с презрением, сдерживая чувства, не предполагающие обнародования, — любимые присказки на немецком: «Ди фраге…» — вопрос, или «Варум?» — почему. Невольно возникает ди фраге, варум так получается у хороших, достойных настоящего счастья людей? Ч.м.м.л., в 90-х годах, возродился эффект Кторова — о нем стали писать, говорить по телевидению. Замечательно! ГОЛУБОВСКИЙ Борис. Большие маленькие театры М, 1998

Смотреть Праздник святого Йоргена (1930)

Сюжет

В ролях

Съёмочная группа

Факты

Пение

Яков Протазанов – комедиограф

Праздник святого Йоргена

Яков Протазанов: искушение было опасным