Смотреть Ленин в Октябре (1937)

Ленин в Октябре

Жанр	историко-революционный биографический фильм
Режиссёр	Михаил Ромм
Автор сценария	Алексей Каплер
В главных ролях	Борис Щукин Николай Охлопков
Оператор	Борис Волчек
Композитор	Анатолий Александров
Кинокомпания	Мосфильм
Длительность	105 мин.
Страна	СССР СССР
Язык	Русский
Год	1937
Следующий фильм	Ленин в 1918 году
Выход фильма «Ленин в Октябре»

«Ле́нин в Октябре́» — художественный фильм режиссёра Михаила Ромма, — первая часть дилогии; вторая часть — фильм «Ленин в 1918 году» — вышел в 1939 году. Снят и выпущен в прокат в 1937 году. В 1956 году вышла перемонтированная версия фильма; в 1963 году фильм был отредактирован ещё раз.

Сюжет

Сюжет описывает события Октябрьской революции 1917 года и роль Ленина в организации восстания большевиков. В Петрограде неспокойно, среди рабочих происходят волнения. Ленин тайно прибывает на вокзал Петрограда, через оцепление его проводит телохранитель — рабочий Василий. Ленин встречается со Сталиным, который показан как его ближайший соратник. Вскоре начинается подпольное собрание Центрального Комитета партии большевиков, где готовится восстание.

Далее показаны все важные в новейшей истории СССР события: подготовка восстания на фабриках и заводах Петрограда, легендарный выстрел «Авроры», штурм Зимнего дворца. Неоднократно подчеркивается «измена» Каменева и Зиновьева, которая не смогла сорвать планы большевиков.

Фильм заканчивается провозглашением победы революции на II Съезде Советов словами Ленина:

«Товарищи! Рабоче-крестьянская революция, о необходимости которой всё время говорили большевики, совершилась!»

В ролях

Борис Щукин — Владимир Ильич Ленин
Николай Охлопков — Василий, большевик, связной и телохранитель Ленина
Василий Ванин — Матвеев, большевик
Владимир Покровский — Дзержинский
Николай Арский — Блинов, командир красногвардейцев
Елена Шатрова — Анна Михайловна, хозяйка конспиративной квартиры
Клавдия Коробова — Наталья, жена Василия
Николай Свободин — Валериан Рутковский, эсер, помощник министра Временного правительства
Виктор Ганшин — Жуков, член ЦК партии эсеров
Владимир Владиславский — Карнаухов
Александр Ковалевский — Керенский
Николай Соколов — Родзянко
Николай Чаплыгин — Кирилин
Иван Лагутин — Филимонов, филёр
Семён Гольдштаб — Сталин (в первоначальной версии фильма)
Александр Гречаный — матрос-агитатор (нет в титрах)
Фёдор Селезнёв — солдат (нет в титрах)
Сергей Ценин — Малянтович (нет в титрах)
Виктор Колпаков — эсер (нет в титрах)
Инна Фёдорова — кондукторша (нет в титрах)
Николай Хрящиков — политработник (нет в титрах)
Анатолий Папанов — эпизод (нет в титрах)

История создания

В 1937 году «Мосфильм» попал в тяжёлое положение: студия не выполняла план по съёмке и имела в портфеле всего два фильма. Время было трагическое — вскоре, в декабре 1938 года был арестован директор студии Б. Бабицкий.

В феврале 1936 года был объявлен конкурс на создание фильма о Ленине и революции к 20-летнему юбилею Великой Октябрьской революции. Конкурс курировал лично Сталин, в комиссию вошли ведущие кинематографисты страны. Фильм родился в результате своеобразного творческого и политического соревнования между студиями «Мосфильм» и «Ленфильм». До того единственной лентой, где был воссоздан образ Ленина на киноэкране, являлся немой фильм «Октябрь» Эйзенштейна. В эпоху звукового кино необходимо было новое экранное воплощение вождя мирового пролетариата.

Одновременно писать сценарии начали Алексей Каплер и Николай Погодин. Сценарий Погодина к будущему фильму «Человек с ружьём» не был принят с первой попытки. Картиной с рабочим названием «Восстание» раньше успели запуститься кинематографисты студии «Мосфильм».

Тема была рискованная, ведь до этого в игровом кино образы Ленина, Сталина и других вождей революции не появлялись. Создателям трудно было опереться на чей-то опыт. При этом показывать фильм предстояло тем, кто знаком с революцией не понаслышке. Режиссёром картины назначили молодого Михаила Ромма, до того известного только по фильму «Тринадцать». На роль Ленина был утверждён актёр Борис Щукин. Хотя поначалу он отказывался, эта работа стала самой важной в его творческой биографии.

Взятие Зимнего дворца. Кадр из фильма

Съёмки шли авральными темпами. Начались 17 августа 1937 года, а монтаж закончился буквально к самой премьере — то есть менее чем за три месяца.

6 ноября 1937 года фильм был продемонстрирован на закрытом показе для Сталина и получил полное одобрение. 7 ноября на торжественном заседании по случаю годовщины революции в Большом театре в Москве с огромным успехом состоялась официальная премьера картины. Вскоре с неменьшим успехом прошёл прокат 900 копиями по всей стране. В 1938 году состоялась международная премьера картины во Франции и США. Студия «Мосфильм», которая была едва ли не на грани банкротства, после фильмов «Волга-Волга» и «Ленин в Октябре» становится лидером киноиндустрии в стране.

Культурное влияние и значение

Как писал в 1938 году критик «Нью-Йорк Таймс» Фрэнк Ньюджент:

Прежде всего отмечу вклад режиссёра Михаила Ромма и Бориса Щукина, справившегося со столь щекотливой задачей, как сыграть Ленина для советской публики (представьте, если бы кто-то решил, что он вредительски плохо сыграл эту роль). Ромм предпочёл отодвинуть революцию на второй план, а на первом представить личность Ленина. Щукин — это подлинное чудо грима и погружения в персонаж, его Ленин интересен, ярок и симпатичен зрителю.

Фильм «Ленин в Октябре» — первый звуковой фильм советской киноленинианы, одна из наиболее известных советских картин, поскольку её регулярно транслировали по советскому телевидению в красные дни календаря. Несмотря на явную политизированность и откровенный официоз, который признавался даже в советское время, фильм пользовался большой популярностью, и на нём «выросло» не одно поколение зрителей и профессионалов кино.

Разные редакции

После смерти Сталина в картину вносились исправления, связанные с критикой «культа личности» и переоценкой роли Сталина в событиях, показанных в фильме. Так, в 1956 году выходит перемонтированная версия фильма: режиссёр М. Ромм изъял из него сцены, в которых Сталин был одним из главных действующих лиц (например, встреча с Лениным по приезде в Петроград, диалог Сталина с Василием), купированы соответственно были пояснительные титры о «продолжавшейся четыре часа беседе Ленина и Сталина». В 1963 году, при «восстановлении» уже сокращенной версии в фильм снова были внесены исправления: путем различных технических ухищрений Сталин был окончательно удалён из фильма полностью — его перекрывали то доснятыми перед экраном персонажами, то настольной лампой. Упоминания о Сталине в тех сценах, которые не подлежали изъятию, были или вырезаны, или переозвучены. Так, например, в одной из сцен Ленин поручает Василию: «Бегите к Сталину и Свердлову» — в версии 1963 года Ленин говорит «Бегите к Бубнову и Свердлову». Именно эта версия, вышедшая в 1964 году, показывалась вплоть до конца 80-х гг. по телевидению (после многолетнего перерыва показана на канале «Культура» в рубрике «Иллюзион» 14 мая 2012 г.). Она же издавалась на видеокассетах и DVD.

Кадр из финальной сцены первоначальной версии фильма (со Сталиным)

Полный вариант фильма в начале 90-х был показан по российскому телевидению в программе «Киноправда?» В каталоге Госфильмофонда указаны все три версии фильма (1937, 1956, 1964 гг.).

Много позже, в 1989-м году отрывки из этого фильма были использованы для составления альбома «Лениниана» проекта «Коммунизм» при участии Егора Летова и Константина Рябинова.

Трактовка исторических событий

Создатели истолковали ключевые события октября 1917 года с точки зрения принятой в советской официальной истории.

Артиллерийский обстрел Зимнего дворца имел место. Но немногочисленные охранявшие его отряды юнкеров в реальности не оказали активного сопротивления восставшим, тогда как в фильме показана сильная перестрелка между восставшими и защищающимися.
Фраза Ленина: «Вот полюбуйтесь, товарищ Василий, как эти святоши, эти политические проститутки нас предали. Предали партию, выдали планы ЦК!» — вымысел создателей картины, но фраза эта стала крылатой и часто приписывается самому Ленину (в октябре 1917 года у него действительно были серьёзные политические разногласия с Каменевым и Зиновьевым, так что создатели здесь были недалеки от исторических реалий).
Знаменитая сцена взятия Зимнего дворца часто цитировалась, и, в отрыве от контекста фильма, стала восприниматься зрителями едва ли не как документальные кадры. На деле никакой документальной съёмки взятия Зимнего не было. Штурм, показанный как в «Октябре» Эйзенштейна, так и в фильме «Ленин в Октябре», является постановочным.

Киноляпы

В сцене, где Ленин читает газету с опубликованной статьёй Каменева о предстоящем восстании, в заголовке статьи написано: «Ю. Каменев о выступлении», хотя Каменева, как известно, звали Львом Борисовичем.

В защиту фильмов Ромма о Ленине

«Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году», если на них посмотреть с позиций сегодняшнего дня, — «типичный соцреализм», многие эпизоды которого сегодня звучат жестоко и дико. Что касается режиссера этих фильмов М.И.Ромма, то, по сегодняшним идеологическим меркам, это сталинист, извративший, в угоду карьере, историческую правду. А между тем Ромм был ярым антисталинистом, а эти две картины в свое время сыграли большую положительную роль и, как и другие выдающиеся произведения Михаила Ильича Ромма, справедливо войдут в историю советского кино.

— Как же так? — с возмущением воскликнет современный зритель. Ведь эти картины создавались в 1937 — 1939 годах, в страшные годы сталинских репрессий. Идут сфабрикованные суды над «врагами народа», массовые аресты, расстрелы тысяч людей, страна объята смертельным страхом, а Ромм в это время восхваляет Ленина — виновника всего этого ужаса. Да это же преступление!

С точки зрения сегодняшнего дня — действительно так. Но Ромм жил и творил не сегодня, а в то страшное время, о котором вы так хорошо говорите

Это страшное время было возможно только потому, что большинство советского народа тогда не думало так, как вы сегодня, да и Ромм не думал так. Он делал свои фильмы для зрителей своего времени, и тогда, в то страшное время, эти фильмы были актуальны и прогрессивны.

В то время когда другие забились в угол и молчали, Ромм решил противопоставить Сталину Ленина. Не исторического Ленина, а такого, который жил тогда в сознании народа. Такое противопоставление считалось величайшей крамолой и каралось расстрелом. А Ромм отважился.

В те годы вождей было принято изображать «монументально», как бы отлитыми в бронзе: недоступными, непостижимыми, обладающими высшей правдой. А в картинах Ромма Ленин предстал перед зрителями простым, доступным и человечным, совсем не похожим на монумент. Конечно, это было сделано с учетом обстоятельств, не в лоб, но наш зритель умел читать между строк.

Я был тогда юношей и помню, какое огромное впечатление эти фильмы произвели на меня и на всех знакомых мне людей. Это было подобно разрыву бомбы. Зрители поняли Ромма.

Картины снимались в очень трудных условиях, Ромм неоднократно об этом говорил и писал. Угрожающие звонки по телефону, арест и расстрел директора студии; однажды с лесов под потолком павильона на место, где обычно сидел Ромм, свалился двухпудовый осветительный прибор. Ромма спас случай. Его старались запугать. Он мужественно довел работу до конца.

Я не думаю, что «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году» — лучшие произведения Ромма. Но я считаю их подвигом Ромма. Первый фильм поразил зрителя тем, что, оказывается, вождь может быть простым человеком, спать, как простой смертный, на полу, подложив под голову вместо подушек книги, на съезде сесть на ступеньки перед входом на сцену и писать тезисы к своему выступлению, быть смешным. С точки зрения ведомственной эстетики, это была неслыханная дерзость!

Сравнительно недавно я смотрел эти фильмы. Некоторые места скребли по сердцу. Задним умом мы все крепки! Быть умным «после» может и посредственность, быть умным «до» не всегда удается даже гению. Легко современному
критику, ухватившись за какую-нибудь деталь, утянуть Ромма в грязь и затоптать его, объявив апологетом сталинизма. Теперь у нас много героев-разоблачителей. А я знаю, что в советском кинематографе не было более яростного, более активного, более последовательного врага сталинизма, чем Михаил Ильич Ромм.

Надсмотрщики от идеологии всегда чуяли в Ромме врага. А кинематографисты его любили, считали его своей совестью, восхищались его честностью, деликатностью, отзывчивостью, редким умом и самоиронией.

Его семидесятилетний юбилей был так ловко организован нашими идеологическими поводырями, что зал Союза кинематографистов был наполовину пуст. А в то время на улице, на январской стуже, стояли сотни людей, которых не пустили в Дом кино. Они не расходились в течение всего вечера и через кордоны и заслоны присылали юбиляру теплые записки: «Мы с Вами! Мы любим и ценим Вас!»

Ромм воспитал таких выдающихся кинематографистов, как А.Тарковский и В.Шукшин, А.Кончаловский и ТАбуладзе, Р.Чхеидзе, А.Митта. Всех не перечислишь. «Надо помогать талантливым, бездарность прорвется сама», — говорил он и действительно помогал. Ромм учил не только кинематографу, он учил бороться с неправдой, с хамством, со стяжательством, с глупостью чиновников. За это его даже отстранили от преподавания в институте кинематографии, где он вел режиссуру.

В начале 60-х после нескольких смелых выступлений Ромма развернулась настоящая его травля. Она велась в лучших сталинских традициях. Ромм заболел и слег в больницу. В это время был созван кинематографический пленум, где с заранее подготовленными речами выступали, главным образом, чиновники от кино. Нашлись и два негодяя из «творческих работников». И все они дружно навалились на Ромма, пытались сделать его чем-то вроде «врага народа». Один такой негодяй говорил: «Ромм уже пять лет ничего не снимает, значит, он скрывает свои мысли от народа. А что это за мысли, которые нужно скрывать от народа?!» (прозрачный намек в духе «борьбы с космополитизмом») Неправда, Ромм и говорил, и писал, и излагал свои мысли на лекциях во ВГИКе. В 60-е годы Михаил Ильич мучительно переосмысливал свое творчество и готовил великий фильм «Обыкновенный фашизм», в котором убийственный сарказм был направлен не только против гитлеровского фашизма, но и против нашего родного, отечественного.

Мы, четверо тогда молодых кинематографистов (А.Алов, В.Наумов, М.Хуциев и я), написали гневное письмо против развернувшейся травли Ромма. В перерыве пленума мы собрались, чтобы подписать его, и вдруг оказалось, что за нами выстроилась огромная очередь: все хотели подписаться под этим письмом. Организаторы травли забеспокоились. Ко мне подошел Григорий Борисович Марьямов (человек, много сделавший для Союза кинематографистов, но пуганый):

— Если такое восторжествует — мое место на нарах, — ответил я.

Перерыв задержался почти на час: организаторы решали, как поступить, вызвали нас в комнату президиума, стали уговаривать, чтобы мы уничтожили письмо. Мы стояли на своем. «Важное политическое мероприятие» было сорвано, заведующего отделом культуры ЦК Поликарпова увезли с пленума в больницу с сердечным приступом.

Многие кинематографисты после Ромма снимали фильмы о Ленине (важная тема, сулящая награды!), все эти жалкие попытки были похожи на серию «Жития святых». Сравнивая их с работами Михаила Ильича Ромма, я понял, что масштабы произведения определяются не масштабами темы, а масштабами личности художника.

Ромм не был угодником или апологетом сталинизма. Это либо недоразумение по незнанию, либо заведомая клевета. Я верю, что ленинские фильмы Ромма, несмотря ни на что, останутся в истории советской кинематографии как героический подвиг художника и гражданина.

Чем темнее ночь, тем ярче звезды. Ромм был одной из таких ярких звезд, светивших нам в темноте. По ним мы искали путь к демократии.

Григорий Чухрай
«Искусство кино» № 10, 1997 год
Стр. 128-130

О фильмах «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году»

Вровень с игрою Щукина, вровень с решением этих двух новых фигур стоит и режиссерское разрешение центральной сцены картины — сцены покушения.

Здесь средствами кинематографического письма достигнута почти телесная осязаемость этой кульминационной точки фильма.

Вот кадры выхода Ильича из заводского корпуса. Ильич — около старомодного автомобиля. Каплан — на фоне черного, как катафалк, кузова машины. Белый кружок окна — на его фоне. Подымающийся револьвер. Все так осязательно, все до такой степени ощутимо... Такова магия искусства. Искусства, которое жестоким медленным ритмом держит вас прикованным к последующей сцене, когда от отъехавшей машины среди толпы осталась пустая безмолвная дорога, и хочется кричать до тех пор, пока это безмолвие не взрывается на самом экране гневом и ненавистью народа к подлой убийце. Замечательно мастерство тех, кто в коллективном труде создал это произведение. Замечательна тема фильма. И замечательны те чувства, которые в нас будит этот прекрасный фильм.

«Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году» — это прежде всего Ленин в наших сердцах.

Это Ленин такой, каким он живет в памяти и чувствах нашего многомиллионного народа. Тот Ленин, чье великое дело мы завершаем под водительством Сталина.

ЭЙЗЕНШТЕЙН С. Ленин в наших сердцах // Известия. 1939. 6 апр.

О фильмах «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году»Вровень с игрою Щукина, вровень с решением этих двух новых фигур стоит и режиссерское разрешение центральной сцены картины — сцены покушения. Здесь средствами кинематографического письма О фильмах «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году»Вровень с игрою Щукина, вровень с решением этих двух новых фигур стоит и режиссерское разрешение центральной сцены картины — сцены покушения. Здесь средствами кинематографического письма достигнута почти телесная осязаемость этой кульминационной точки фильма. Вот кадры выхода Ильича из заводского корпуса. Ильич — около старомодного автомобиля. Каплан — на фоне черного, как катафалк, кузова машины. Белый кружок окна — на его фоне. Подымающийся револьвер. Все так осязательно, все до такой степени ощутимо... Такова магия искусства. Искусства, которое жестоким медленным ритмом держит вас прикованным к последующей сцене, когда от отъехавшей машины среди толпы осталась пустая безмолвная дорога, и хочется кричать до тех пор, пока это безмолвие не взрывается на самом экране гневом и ненавистью народа к подлой убийце. Замечательно мастерство тех, кто в коллективном труде создал это произведение. Замечательна тема фильма. И замечательны те чувства, которые в нас будит этот прекрасный фильм. «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году» — это прежде всего Ленин в наших сердцах. Это Ленин такой, каким он живет в памяти и чувствах нашего многомиллионного народа. Тот Ленин, чье великое дело мы завершаем под водительством Сталина. ЭЙЗЕНШТЕЙН С. Ленин в наших сердцах // Известия. 1939. 6 апр.

О фильмах «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году»

«Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году», если на них посмотреть с позиций сегодняшнего дня, — «типичный соцреализм», многие эпизоды которого сегодня звучат жестоко и дико. Что касается режиссера этих фильмов М. И. Ромма, то, по сегодняшним идеологическим меркам, это сталинист, извративший, в угоду карьере, историческую правду. А между тем Ромм был ярым антисталинистом, а эти две картины в свое время сыграли большую положительную роль и, как и другие выдающиеся произведения Михаила Ильича Ромма, справедливо войдут в историю советского кино.

— Как же так? — с возмущением воскликнет современный зритель. Ведь эти картины создавались в 1937 — 1939 годах, в страшные годы сталинских репрессий. Идут сфабрикованные суды над «врагами народа», массовые аресты, расстрелы тысяч людей, страна объята смертельным страхом, а Ромм в это время восхваляет Ленина — виновника всего этого ужаса. Да это же преступление!

С точки зрения сегодняшнего дня — действительно так. Но Ромм жил и творил не сегодня, а в то страшное время, о котором вы так хорошо говорите.

Это страшное время было возможно только потому, что большинство советского народа тогда не думало так, как вы сегодня, да и Ромм не думал так. Он делал свои фильмы для зрителей своего времени, и тогда, в то страшное время, эти фильмы были актуальны и прогрессивны.

В то время когда другие забились в угол и молчали, Ромм решил противопоставить Сталину Ленина. Не исторического Ленина, а такого, который жил тогда в сознании народа. Такое противопоставление считалось величайшей крамолой и каралось расстрелом. А Ромм отважился.

В те годы вождей было принято изображать «монументально», как бы отлитыми в бронзе: недоступными, непостижимыми, обладающими высшей правдой. А в картинах Ромма Ленин предстал перед зрителями простым, доступным и человечным, совсем не похожим на монумент. Конечно, это было сделано с учетом обстоятельств, не в лоб, но наш зритель умел читать между строк.

Я был тогда юношей и помню, какое огромное впечатление эти фильмы произвели на меня и на всех знакомых мне людей. Это было подобно разрыву бомбы. Зрители поняли Ромма.

Картины снимались в очень трудных условиях, Ромм неоднократно об этом говорил и писал. Угрожающие звонки по телефону, арест и расстрел директора студии; однажды с лесов под потолком павильона на место, где обычно сидел Ромм, свалился двухпудовый осветительный прибор. Ромма спас случай. Его старались запугать. Он мужественно довел работу до конца.

Я не думаю, что «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году» — лучшие произведения Ромма. Но я считаю их подвигом Ромма. Первый фильм поразил зрителя тем, что, оказывается, вождь может быть простым человеком, спать, как простой смертный, на полу, подложив под голову вместо подушек книги, на съезде сесть на ступеньки перед входом на сцену и писать тезисы к своему выступлению, быть смешным. С точки зрения ведомственной эстетики, это была неслыханная дерзость!

Сравнительно недавно я смотрел эти фильмы. Некоторые места скребли по сердцу. Задним умом мы все крепки! Быть умным после может и посредственность, быть умным до не всегда удается даже гению. Легко современному критику, ухватившись за какую-нибудь деталь, утянуть Ромма в грязь и затоптать его, объявив апологетом сталинизма. Теперь у нас много героев-разоблачителей. А я знаю, что в советском кинематографе не было более яростного, более активного, более последовательного врага сталинизма, чем Михаил Ильич Ромм.

Надсмотрщики от идеологии всегда чуяли в Ромме врага. А кинематографисты его любили, считали его своей совестью, восхищались его честностью, деликатностью, отзывчивостью, редким умом и самоиронией.

Его семидесятилетний юбилей был так ловко организован нашими идеологическими поводырями, что зал Союза кинематографистов был наполовину пуст. А в то время на улице, на январской стуже, стояли сотни людей, которых не пустили в Дом кино. Они не расходились в течение всего вечера и через кордоны и заслоны присылали юбиляру теплые записки: «Мы с Вами! Мы любим и ценим Вас!»

Ромм воспитал таких выдающихся кинематографистов, как А. Тарковский и В. Шукшин, А. Кончаловский и Т. Абуладзе, Р. Чхеидзе, А. Митта... Всех не перечислишь. «Надо помогать талантливым, бездарность прорвется сама», — говорил он и действительно помогал. Ромм учил не только кинематографу, он учил бороться с неправдой, с хамством, со стяжательством, с глупостью чиновников. За это его даже отстранили от преподавания в институте кинематографии, где он вел режиссуру.

В начале60-хпосле нескольких смелых выступлений Ромма развернулась настоящая его травля. Она велась в лучших сталинских традициях. Ромм заболел и слег в больницу. В это время был созван кинематографический пленум, где с заранее подготовленными речами выступали, главным образом, чиновники от кино. Нашлись и два негодяя из «творческих работников». И все они дружно навалились на Ромма, пытались сделать его чем-то вроде «врага народа». Один такой негодяй говорил: «Ромм уже пять лет ничего не снимает, значит, он скрывает свои мысли от народа. А что это за мысли, которые нужно скрывать от народа?!» (прозрачный намек в духе «борьбы с космополитизмом»). Неправда, Ромм и говорил, и писал, и излагал свои мысли на лекциях во ВГИКе. В 60-егоды Михаил Ильич мучительно переосмысливал свое творчество и готовил великий фильм «Обыкновенный фашизм», в котором его убийственный сарказм был направлен не только против гитлеровского фашизма, но и против нашего родного, отечественного.

Мы, четверо тогда молодых кинематографистов (А. Алов, В. Наумов, М. Хуциев и я), написали гневное письмо против развернувшейся травли Ромма. В перерыве пленума мы собрались, чтобы подписать его, и вдруг оказалось, что за нами выстроилась огромная очередь: все хотели подписаться под этим письмом. Организаторы травли забеспокоились. Ко мне подошел Григорий Борисович Марьямов (человек, много сделавший для Союза кинематографистов, но пуганый):

— Что вы делаете? Вас же посадят...

— Если такое восторжествует — мое место на нарах, — ответил я. Перерыв задержался почти на час: организаторы решали, как поступить, вызвали нас в комнату президиума, стали уговаривать, чтобы мы уничтожили письмо. Мы стояли на своем. «Важное политическое мероприятие» было сорвано, заведующего отделом культуры ЦК Поликарпова увезли с пленума в больницу с сердечным приступом.

Многие кинематографисты после Ромма снимали фильмы о Ленине (важная тема, сулящая награды!), все эти жалкие попытки были похожи на серию «Жития святых». Сравнивая их с работами Михаила Ильича Ромма, я понял, что масштабы произведения определяются не масштабами темы, а масштабами личности художника.

Ромм не был угодником или апологетом сталинизма. Это либо недоразумение по незнанию, либо заведомая клевета. Я верю, что ленинские фильмы Ромма, несмотря ни на что, останутся в истории советской кинематографии как героический подвиг художника и гражданина.

Чем темнее ночь, тем ярче звезды. Ромм был одной из таких ярких звезд, светивших нам в темноте. По ним мы искали путь к демократии.

ЧУХРАЙ Г. В защиту фильмов Ромма о Ленине // ИК. 1997. № 10.

О фильмах «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году»«Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году», если на них посмотреть с позиций сегодняшнего дня, — «типичный соцреализм», многие эпизоды которого сегодня звучат жестоко и ди� О фильмах «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году»«Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году», если на них посмотреть с позиций сегодняшнего дня, — «типичный соцреализм», многие эпизоды которого сегодня звучат жестоко и дико. Что касается режиссера этих фильмов М. И. Ромма, то, по сегодняшним идеологическим меркам, это сталинист, извративший, в угоду карьере, историческую правду. А между тем Ромм был ярым антисталинистом, а эти две картины в свое время сыграли большую положительную роль и, как и другие выдающиеся произведения Михаила Ильича Ромма, справедливо войдут в историю советского кино. — Как же так? — с возмущением воскликнет современный зритель. Ведь эти картины создавались в 1937 — 1939 годах, в страшные годы сталинских репрессий. Идут сфабрикованные суды над «врагами народа», массовые аресты, расстрелы тысяч людей, страна объята смертельным страхом, а Ромм в это время восхваляет Ленина — виновника всего этого ужаса. Да это же преступление! С точки зрения сегодняшнего дня — действительно так. Но Ромм жил и творил не сегодня, а в то страшное время, о котором вы так хорошо говорите. Это страшное время было возможно только потому, что большинство советского народа тогда не думало так, как вы сегодня, да и Ромм не думал так. Он делал свои фильмы для зрителей своего времени, и тогда, в то страшное время, эти фильмы были актуальны и прогрессивны. В то время когда другие забились в угол и молчали, Ромм решил противопоставить Сталину Ленина. Не исторического Ленина, а такого, который жил тогда в сознании народа. Такое противопоставление считалось величайшей крамолой и каралось расстрелом. А Ромм отважился. В те годы вождей было принято изображать «монументально», как бы отлитыми в бронзе: недоступными, непостижимыми, обладающими высшей правдой. А в картинах Ромма Ленин предстал перед зрителями простым, доступным и человечным, совсем не похожим на монумент. Конечно, это было сделано с учетом обстоятельств, не в лоб, но наш зритель умел читать между строк. Я был тогда юношей и помню, какое огромное впечатление эти фильмы произвели на меня и на всех знакомых мне людей. Это было подобно разрыву бомбы. Зрители поняли Ромма. Картины снимались в очень трудных условиях, Ромм неоднократно об этом говорил и писал. Угрожающие звонки по телефону, арест и расстрел директора студии; однажды с лесов под потолком павильона на место, где обычно сидел Ромм, свалился двухпудовый осветительный прибор. Ромма спас случай. Его старались запугать. Он мужественно довел работу до конца. Я не думаю, что «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году» — лучшие произведения Ромма. Но я считаю их подвигом Ромма. Первый фильм поразил зрителя тем, что, оказывается, вождь может быть простым человеком, спать, как простой смертный, на полу, подложив под голову вместо подушек книги, на съезде сесть на ступеньки перед входом на сцену и писать тезисы к своему выступлению, быть смешным. С точки зрения ведомственной эстетики, это была неслыханная дерзость! Сравнительно недавно я смотрел эти фильмы. Некоторые места скребли по сердцу. Задним умом мы все крепки! Быть умным после может и посредственность, быть умным до не всегда удается даже гению. Легко современному критику, ухватившись за какую-нибудь деталь, утянуть Ромма в грязь и затоптать его, объявив апологетом сталинизма. Теперь у нас много героев-разоблачителей. А я знаю, что в советском кинематографе не было более яростного, более активного, более последовательного врага сталинизма, чем Михаил Ильич Ромм. Надсмотрщики от идеологии всегда чуяли в Ромме врага. А кинематографисты его любили, считали его своей совестью, восхищались его честностью, деликатностью, отзывчивостью, редким умом и самоиронией. Его семидесятилетний юбилей был так ловко организован нашими идеологическими поводырями, что зал Союза кинематографистов был наполовину пуст. А в то время на улице, на январской стуже, стояли сотни людей, которых не пустили в Дом кино. Они не расходились в течение всего вечера и через кордоны и заслоны присылали юбиляру теплые записки: «Мы с Вами! Мы любим и ценим Вас!» Ромм воспитал таких выдающихся кинематографистов, как А. Тарковский и В. Шукшин, А. Кончаловский и Т. Абуладзе, Р. Чхеидзе, А. Митта... Всех не перечислишь. «Надо помогать талантливым, бездарность прорвется сама», — говорил он и действительно помогал. Ромм учил не только кинематографу, он учил бороться с неправдой, с хамством, со стяжательством, с глупостью чиновников. За это его даже отстранили от преподавания в институте кинематографии, где он вел режиссуру. В начале60-хпосле нескольких смелых выступлений Ромма развернулась настоящая его травля. Она велась в лучших сталинских традициях. Ромм заболел и слег в больницу. В это время был созван кинематографический пленум, где с заранее подготовленными речами выступали, главным образом, чиновники от кино. Нашлись и два негодяя из «творческих работников». И все они дружно навалились на Ромма, пытались сделать его чем-то вроде «врага народа». Один такой негодяй говорил: «Ромм уже пять лет ничего не снимает, значит, он скрывает свои мысли от народа. А что это за мысли, которые нужно скрывать от народа?!» (прозрачный намек в духе «борьбы с космополитизмом»). Неправда, Ромм и говорил, и писал, и излагал свои мысли на лекциях во ВГИКе. В 60-егоды Михаил Ильич мучительно переосмысливал свое творчество и готовил великий фильм «Обыкновенный фашизм», в котором его убийственный сарказм был направлен не только против гитлеровского фашизма, но и против нашего родного, отечественного. Мы, четверо тогда молодых кинематографистов (А. Алов, В. Наумов, М. Хуциев и я), написали гневное письмо против развернувшейся травли Ромма. В перерыве пленума мы собрались, чтобы подписать его, и вдруг оказалось, что за нами выстроилась огромная очередь: все хотели подписаться под этим письмом. Организаторы травли забеспокоились. Ко мне подошел Григорий Борисович Марьямов (человек, много сделавший для Союза кинематографистов, но пуганый): — Что вы делаете? Вас же посадят... — Если такое восторжествует — мое место на нарах, — ответил я. Перерыв задержался почти на час: организаторы решали, как поступить, вызвали нас в комнату президиума, стали уговаривать, чтобы мы уничтожили письмо. Мы стояли на своем. «Важное политическое мероприятие» было сорвано, заведующего отделом культуры ЦК Поликарпова увезли с пленума в больницу с сердечным приступом. Многие кинематографисты после Ромма снимали фильмы о Ленине (важная тема, сулящая награды!), все эти жалкие попытки были похожи на серию «Жития святых». Сравнивая их с работами Михаила Ильича Ромма, я понял, что масштабы произведения определяются не масштабами темы, а масштабами личности художника. Ромм не был угодником или апологетом сталинизма. Это либо недоразумение по незнанию, либо заведомая клевета. Я верю, что ленинские фильмы Ромма, несмотря ни на что, останутся в истории советской кинематографии как героический подвиг художника и гражданина. Чем темнее ночь, тем ярче звезды. Ромм был одной из таких ярких звезд, светивших нам в темноте. По ним мы искали путь к демократии. ЧУХРАЙ Г. В защиту фильмов Ромма о Ленине // ИК. 1997. № 10.

[...] Явившись в 1920 году в красноармейской шинели на плечах в совсем еще молодую тогда студию Е. Б. Вахтангова, Щукин остался здесь навсегда.

С этого времени его личная судьба неотрывно связана с историей театра, все победы и поражения которого он разделял не раз. Под непосредственным руководством Вахтангова Щукин создал роли: кюре в "Чуде святого Антония", Жигалова в "Свадьбе", Мерика в "Ворах" А. Чехова и Тартальи в "Принцессе Турандот". Е. Б. Вахтангов заложил в Щукине основы того театрального мастерства, которое он неуклонно укреплял и развивал.

[...] У Вахтангова Щукин научился ценить мужество мысли и остро отточенную, лаконически выразительную форму актерского рисунка. У Вахтангова Щукин научился чувствовать, понимать, изучать и обогащать свою собственную актерскую индивидуальность.

Последователь Станиславского, ученик Вахтангова, Щукин по складу своего дарования и методу работы является настоящим представителем русской школы актерской игры. [...]

Все первые роли Щукина были ролями комедийными. Например, в водевильной роли старого актера Синичкина комическое было неразрывно связано с трогательным и лирическим. Так, постепенно, "роль за ролью, Щукин все дальше и дальше уходит от чистой комедии.

Образ Булычева — это уже почти трагедия. В этой лучшей из всех ролей, сыгранных Щукиным до роли Ленина, особенно ярко выделяется одна черта его дарования — умение передавать на театре не только драму чувств и страстей, но и драму интеллекта. Трагедия физически умирающего Булычева — это прежде всего трагедия его смелого и острого аналитического ума, столкнувшегося в своем неожиданно проснувшемся критицизме с инерцией всей косной жизни и опыта Булычева. Эта трагедия ума нас волнует в исполнении Щукина гораздо больше, чем физические страдания Булычева. [...]

[...] способность не только чувствовать на сцене, но и глубоко обдумывать роль вне сцены развивалась в Щукине тем ярче, чем больше и чаще он играл в советских пьесах.

В двух ролях, сыгранных им в кино до роли Ленина, — Михайлова в "Поколении победителей" и Рогачева в "Летчиках", это его качество выразилось особенно отчетливо.

[...] К сожалению, советский зритель не увидел Щукина в роли царя Бориса в пушкинском "Борисе Годунове", которую он репетировал в 1925–1926 годах. В этой, до конца еще не сделанной роли Щукин прорывался к высотам интеллектуальной трагедии еще задолго до "Егора Булычева". Любопытно, что совсем недавно, уже в период работы над образом Ленина, Щукин высказал пожелание видеть пушкинскую трагедию осуществленной в кино, где, по его мнению, особенно заманчиво было бы поработать над пушкинским стихом. [...]

[...] "Меня интересуют только те роли, — говорит он, — в которых отражены идеи эпохи, роли большого идейного содержания ..." [...]

[...] Щукин, как немногие из наших актеров, знает жизнь нашей необъятной страны, все его роли поражают обилием необычайно верно схваченных житейских деталей, черточек, штрихов. Комедийный, характерный актер в прошлом, Щукин любит деталь и умеет ею пользоваться в совершенстве, не засоряя, однако, широко задуманных образов лишними подробностями.

ГЛАДКОВ А. Замечательная победа // Ленин в октябре. М., 1938.

[...] Явившись в 1920 году в красноармейской шинели на плечах в совсем еще молодую тогда студию Е. Б. Вахтангова, Щукин остался здесь навсегда. С этого времени его личная судьба неотрывно связана с историей театра, все победы и поражения которого он разделял не раз. Под непосредственным руководством Вахтангова Щукин создал роли: кюре в "Чуде святого Антония", Жигалова в "Свадьбе", Мерика в "Ворах" А. Чехова и Тартальи в "Принцессе Турандот". Е. Б. Вахтангов заложил в Щукине основы того театрального мастерства, которое он неуклонно укреплял и развивал. [...] У Вахтангова Щукин научился ценить мужество мысли и остро отточенную, лаконически выразительную форму актерского рисунка. У Вахтангова Щукин научился чувствовать, понимать, изучать и обогащать свою собственную актерскую индивидуальность. Последователь Станиславского, ученик Вахтангова, Щукин по складу своего дарования и методу работы является настоящим представителем русской школы актерской игры. [...] Все первые роли Щукина были ролями комедийными. Например, в водевильной роли старого актера Синичкина комическое было неразрывно связано с трогательным и лирическим. Так, постепенно, "роль за ролью, Щукин все дальше и дальше уходит от чистой комедии. Образ Булычева — это уже почти трагедия. В этой лучшей из всех ролей, сыгранных Щукиным до роли Ленина, особенно ярко выделяется одна черта его дарования — умение передавать на театре не только драму чувств и страстей, но и драму интеллекта. Трагедия физически умирающего Булычева — это прежде всего трагедия его смелого и острого аналитического ума, столкнувшегося в своем неожиданно проснувшемся критицизме с инерцией всей косной жизни и опыта Булычева. Эта трагедия ума нас волнует в исполнении Щукина гораздо больше, чем физические страдания Булычева. [...] [...] способность не только чувствовать на сцене, но и глубоко обдумывать роль вне сцены развивалась в Щукине тем ярче, чем больше и чаще он играл в советских пьесах. В двух ролях, сыгранных им в кино до роли Ленина, — Михайлова в "Поколении победителей" и Рогачева в "Летчиках", это его качество выразилось особенно отчетливо. [...] К сожалению, советский зритель не увидел Щукина в роли царя Бориса в пушкинском "Борисе Годунове", которую он репетировал в 1925–1926 годах. В этой, до конца еще не сделанной роли Щукин прорывался к высотам интеллектуальной трагедии еще задолго до "Егора Булычева". Любопытно, что совсем недавно, уже в период работы над образом Ленина, Щукин высказал пожелание видеть пушкинскую трагедию осуществленной в кино, где, по его мнению, особенно заманчиво было бы поработать над пушкинским стихом. [...] [...] "Меня интересуют только те роли, — говорит он, — в которых отражены идеи эпохи, роли большого идейного содержания ..." [...] [...] Щукин, как немногие из наших актеров, знает жизнь нашей необъятной страны, все его роли поражают обилием необычайно верно схваченных житейских деталей, черточек, штрихов. Комедийный, характерный актер в прошлом, Щукин любит деталь и умеет ею пользоваться в совершенстве, не засоряя, однако, широко задуманных образов лишними подробностями. ГЛАДКОВ А. Замечательная победа // Ленин в октябре. М., 1938.