Смотреть Выборгская сторона (1938)

Когда перед нами встал вопрос о третьей серии картины, об Октябрьской революции, прежде всего мы выбрали тот участок тем, который, по сути дела, в искусстве, в кинематографии до сих пор показан не был. В большинстве случаев картины о 17-м годе начинались с июльского расстрела или Февральской революции и заканчивались взятием Зимнего дворца, т. е. наиболее эмоциональным, наиболее удачным моментом для эмоционально насыщенной картины. Мы попробовали оставить за экраном взятие Зимнего дворца и показать следующий день рождения нового государства. И у нас картина в каком-то отношении сделана нарочито примитивно, она начата с речи Ленина, т. е., по сути дела, с эпиграфа: «В корне будет разбит старый государственный аппарат и создан новый аппарат управления в лице советских организаций»3. Мы ставим эпиграф и после этого пробуем всей образной системой картины это положение развернуть, не в порядке декларативном или лозунговом, а в порядке максимального вскрытия этой темы, каждого ее положения, каждой детали. Когда мы поставили перед собой задачу, мы сразу выбрали и материал. Нам материал нужен был двоякий, с одной стороны, старый государственный аппарат, идущий в ломку, с другой стороны, нам нужны были первоначальные основные элементы новой власти — Советы. Поэтому действие картины (и в этом огромная ее драматургическая сложность и целый ряд ее недочетов) пущено по двум леям — банк и Советы. Отдельные товарищи и здесь, и в Ленинграде упрекали нас, что картина менее выигрышна по линии банка, чем это было написано в сценарии. Это произошло не случайно. Дело в том, что события, происходящие в банке, решались не в банке. Саботаж чиновничества был сломлен не только благодаря тому, что внутри банка были приняты те или иные репрессивные меры, а потому, что росла новая власть. И эта линия составляла драматургию картины. Герои у нас лишены профессии. В этой картине Максим и банкир, и чекист, и прокурор, и исполнитель целого ряда разнообразных функций, что является в достаточной степени характерным для быта ответственного работника того времени. Картина выросла из ощущения какого-то хаоса и вихрей первых дней новой жизни. Так сделан весь Совет, когда еще прибивают вывеску, вносят мебель, еще не сняты леса. Вес это должно пахнуть штукатуркой. Начинается день новой жизни. Из нагромождения смешного, лирического, крохотного и, может быть, личного, из всего этого вырастает огромного масштаба новый мир. Мне хочется немножко поговорить относительно стиля. У нас сейчас в искусстве возникает некий всеобщий МХАТ, то есть творческий процесс актерской игры, блистательно разработанный в мхатовской системе, но являющийся подготовительным творческим процессом, превращается в стиль игры. То, что делается в кинематографе, есть МХАТне очень первого сорта, взятый из вторых рук. Нам казалось, что гораздо больше нам поможет урок не столько этого жанра театрального искусства, сколько низкого жанра, потому что в низких жанрах театра можно скорее найти традиции фольклорного искусства и народного героя. Если вы внимательно смотрели картину, вы увидели, что в области актерской игры здесь есть неприкрытая мелодрама, неприкрытый водевиль, фарс и т. д., не говоря об эстраде, на которой построен целый ряд приемов.

КОЗИНЦЕВ Г. [О фильме «Выборгская сторона»]. // Козинцев Г. Собр. соч.: в 5 т. Л., 1982. Т. 1. С.425—429.

Когда перед нами встал вопрос о третьей серии картины, об Октябрьской революции, прежде всего мы выбрали тот участок тем, который, по сути дела, в искусстве, в кинематографии до сих пор показан не был. В большинстве случаев картины о 17-м годе начинались с июльского расстрела или Февральской революции и заканчивались взятием Зимнего дворца, т. е. наиболее эмоциональным, наиболее удачным моментом для эмоционально насыщенной картины. Мы попробовали оставить за экраном взятие Зимнего дворца и показать следующий день рождения нового государства. И у нас картина в каком-то отношении сделана нарочито примитивно, она начата с речи Ленина, т. е., по сути дела, с эпиграфа: «В корне будет разбит старый государственный аппарат и создан новый аппарат управления в лице советских организаций»3. Мы ставим эпиграф и после этого пробуем всей образной системой картины это положение развернуть, не в порядке декларативном или лозунговом, а в порядке максимального вскрытия этой темы, каждого ее положения, каждой детали. Когда мы поставили перед собой задачу, мы сразу выбрали и материал. Нам материал нужен был двоякий, с одной стороны, старый государственный аппарат, идущий в ломку, с другой стороны, нам нужны были первоначальные основные элементы новой власти — Советы. Поэтому действие картины (и в этом огромная ее драматургическая сложность и целый ряд ее недочетов) пущено по двум леям — банк и Советы. Отдельные товарищи и здесь, и в Ленинграде упрекали нас, что картина менее выигрышна по линии банка, чем это было написано в сценарии. Это произошло не случайно. Дело в том, что события, происходящие в банке, решались не в банке. Саботаж чиновничества был сломлен не только благодаря тому, что внутри банка были приняты те или иные репрессивные меры, а потому, что росла новая власть. И эта линия составляла драматургию картины. Герои у нас лишены профессии. В этой картине Максим и банкир, и чекист, и прокурор, и исполнитель целого ряда разнообразных функций, что является в достаточной степени характерным для быта ответственного работника того времени. Картина выросла из ощущения какого-то хаоса и вихрей первых дней новой жизни. Так сделан весь Совет, когда еще прибивают вывеску, вносят мебель, еще не сняты леса. Вес это должно пахнуть штукатуркой. Начинается день новой жизни. Из нагромождения смешного, лирического, крохотного и, может быть, личного, из всего этого вырастает огромного масштаба новый мир. Мне хочется немножко поговорить относительно стиля. У нас сейчас в искусстве возникает некий всеобщий МХАТ, то есть творческий процесс актерской игры, блистательно разработанный в мхатовской системе, но являющийся подготовительным творческим процессом, превращается в стиль игры. То, что делается в кинематографе, есть МХАТне очень первого сорта, взятый из вторых рук. Нам казалось, что гораздо больше нам поможет урок не столько этого жанра театрального искусства, сколько низкого жанра, потому что в низких жанрах театра можно скорее найти традиции фольклорного искусства и народного героя. Если вы внимательно смотрели картину, вы увидели, что в области актерской игры здесь есть неприкрытая мелодрама, неприкрытый водевиль, фарс и т. д., не говоря об эстраде, на которой построен целый ряд приемов. КОЗИНЦЕВ Г. [О фильме «Выборгская сторона»]. // Козинцев Г. Собр. соч.: в 5 т. Л., 1982. Т. 1. С.425—429.

О фильмах «Юность Максима», «Возвращение Максима» и «Выборгская сторона»

Мелкий доносчик, холуй и провокатор, орудующий по кабакам, в годы войны рычит и грозится из рядов черной сотни, а за тем оказывается анархистом и разглагольствует под черным знаменем, подстрекая против Советской власти. Жаров не жалеет красок. В Дымбе и пьяная удаль, и черная злость, и дурацкая чванливость, и звериная изворотливость, и глупость, и наглость, и жалкая угодливость перед начальством, и мрачная жестокость перед слабыми.

ЮРЕНЕВ Р. Михаил Жаров. Актеры советского кино. М., 1964

О фильме «Выборгская сторона»

Опять Максим. На этот раз он уже не юноша; он — большевик, закаленный в подполье и в ссылке, боевой организатор солдатских масс ... Но все та же чудесная улыбка, то озорной, то непреклонный взор, все те же душевные милые песни. [...]

[...] Уже в конце картины на столе у Максима — первая роспись доходов и расходов советского государства. Волнение охватывает его. Не за ошибки, которые в росписи, несомненно, есть, а потому, что это — первая, что ничего подобного не было в истории, что с этого начинается совсем новый век человечества.

И такова сила правдивости и художественности картины, что над этим историческим документом творцы его вдруг запевают песню «Крутится, вертится шар голубой», и, хотя слова совсем не соответствуют важности момента, вы понимаете, что так и надо. [...]

АГАПОВ В. «Выборгская сторона» // Известия. 1938. 28 нояб.

О фильме «Выборгская сторона»

[...] Первые шаги новой, Советской власти были показаны в «Выборгской стороне» — заключительной части трилогии. И опять-таки основная ситуация картины, с одной стороны, поразительно серьезна, а с другой — полна юмора. Максим назначается комиссаром Государственного банка. Герой спит на диване в Смольном, а над головой уже прикреплен плакат: «По делам Государственного банка беспокоить с 7-мичасов утра». А дальше — ошеломленность героя перед тайнами финансовых операций, яростный саботаж чиновников и упорство революционного вожака, при поддержке масс запускающего сложную финансовую машину. В процессе эволюции — от первоначальных вариантов «Выборгской стороны» к ее окончательному виду — фильм несколько утратил свои комедийные моменты. Ушла острота сцены первоначального прихода Максима в банк, когда он пугался швейцара с огромной бородой. Ушла даже оставшаяся в опубликованном сценарии линия чиновника Капицына, который согласен работать на новую власть, но только чтоб под конвоем: «Вдруг вы долго не удержитесь, что мне тогда будет?» Эта потеря была особенно чувствительной. В Капицыне Козинцев и Трауберг запечатлели фигуру буржуазного спеца с его двойственной психологией. Та же социальная зоркость, которую проявили режиссеры, увидев Капицына, помогла им выхватить из эпохи такие фигуры, как темная солдатка Евдокия Козлова и бывший конторщик, барский прихлебатель, ныне анархист Платон Дымба. [...]

[...] главной победой фильма был сам Максим. Здесь соединилось авторское чувство истории и ясное понимание современных задач. [...]

В начале фильма «Выборгская сторона», где Максим появляется, одетый в кожанку комиссара, он временами еще позволяет себе вспомнить прежнего озорного парня с рабочей заставы. Но масштаб дел, бремя работы делают героя все более суровым, жестким. В финале картины он встречается с чиновниками банка,- сломленные, униженные, изобличенные, они просят разрешения вернуться на работу: «Мы мирные русские люди». «Вы — русские люди?- с ожесточением перебивает их Максим. — Вы еще смеете говорить о России? Что в вас русского, господа Шумахеры, Мациевские, Андрезены? Фамилии у вас немецкие, со шпионами знались английскими, а порядочки мечтали завести японские». Штрих, положенный временем. Именно в 30-хгодах, когда так мощно звучат темы национально-патриотические, отрицательные персонажи разоблачаются не только в их классовой враждебности пролетариату, но и как изменщики нации.[...]

ХАНЮТИН Ю. Художественное кино второй половины30-хгодов. // История советского кино.1917—1967. В4-хт. Т. 2. 1931—1941. М., 1973.

О фильме «Выборгская сторона»[...] Первые шаги новой, Советской власти были показаны в «Выборгской стороне» — заключительной части трилогии. И опять-таки основная ситуация картины, с одной стороны, поразительно серьезна, а с другой — полна юмора. Максим назначается комиссаром Государственного банка. Герой спит на диване в Смольном, а над головой уже прикреплен плакат: «По делам Государственного банка беспокоить с 7-мичасов утра». А дальше — ошеломленность героя перед тайнами финансовых операций, яростный саботаж чиновников и упорство революционного вожака, при поддержке масс запускающего сложную финансовую машину. В процессе эволюции — от первоначальных вариантов «Выборгской стороны» к ее окончательному виду — фильм несколько утратил свои комедийные моменты. Ушла острота сцены первоначального прихода Максима в банк, когда он пугался швейцара с огромной бородой. Ушла даже оставшаяся в опубликованном сценарии линия чиновника Капицына, который согласен работать на новую власть, но только чтоб под конвоем: «Вдруг вы долго не удержитесь, что мне тогда будет?» Эта потеря была особенно чувствительной. В Капицыне Козинцев и Трауберг запечатлели фигуру буржуазного спеца с его двойственной психологией. Та же социальная зоркость, которую проявили режиссеры, увидев Капицына, помогла им выхватить из эпохи такие фигуры, как темная солдатка Евдокия Козлова и бывший конторщик, барский прихлебатель, ныне анархист Платон Дымба. [...] [...] главной победой фильма был сам Максим. Здесь соединилось авторское чувство истории и ясное понимание современных задач. [...] В начале фильма «Выборгская сторона», где Максим появляется, одетый в кожанку комиссара, он временами еще позволяет себе вспомнить прежнего озорного парня с рабочей заставы. Но масштаб дел, бремя работы делают героя все более суровым, жестким. В финале картины он встречается с чиновниками банка,- сломленные, униженные, изобличенные, они просят разрешения вернуться на работу: «Мы мирные русские люди». «Вы — русские люди?- с ожесточением перебивает их Максим. — Вы еще смеете говорить о России? Что в вас русского, господа Шумахеры, Мациевские, Андрезены? Фамилии у вас немецкие, со шпионами знались английскими, а порядочки мечтали завести японские». Штрих, положенный временем. Именно в 30-хгодах, когда так мощно звучат темы национально-патриотические, отрицательные персонажи разоблачаются не только в их классовой враждебности пролетариату, но и как изменщики нации.[...]ХАНЮТИН Ю. Художественное кино второй половины30-хгодов. // История советского кино.1917—1967. В4-хт. Т. 2. 1931—1941. М., 1973.

О фильме «Выборгская сторона»

Опять Максим. На этот раз он уже не юноша; он — большевик, закаленный в подполье и в ссылке, боевой организатор солдатских масс … Но все та же чудесная улыбка, то озорной, то непреклонный взор, все те же душевные милые песни. […]

[…] Уже в конце картины на столе у Максима — первая роспись доходов и расходов советского государства. Волнение охватывает его. Не за ошибки, которые в росписи, несомненно, есть, а потому, что это — первая, что ничего подобного не было в истории, что с этого начинается совсем новый век человечества.

АГАПОВ В. «Выборгская сторона» // Известия. 1938. 28 нояб.

О фильме «Выборгская сторона»

[…] Первые шаги новой, Советской власти были показаны в «Выборгской стороне» — заключительной части трилогии. И опять-таки основная ситуация картины, с одной стороны, поразительно серьезна, а с другой — полна юмора. Максим назначается комиссаром Государственного банка. Герой спит на диване в Смольном, а над головой уже прикреплен плакат: «По делам Государственного банка беспокоить с 7-ми часов утра». А дальше — ошеломленность героя перед тайнами финансовых операций, яростный саботаж чиновников и упорство революционного вожака, при поддержке масс запускающего сложную финансовую машину. В процессе эволюции — от первоначальных вариантов «Выборгской стороны» к ее окончательному виду — фильм несколько утратил свои комедийные моменты. Ушла острота сцены первоначального прихода Максима в банк, когда он пугался швейцара с огромной бородой. Ушла даже оставшаяся в опубликованном сценарии линия чиновника Капицына, который согласен работать на новую власть, но только чтоб под конвоем: «Вдруг вы долго не удержитесь, что мне тогда будет?» Эта потеря была особенно чувствительной. В Капицыне Козинцев и Трауберг запечатлели фигуру буржуазного спеца с его двойственной психологией. Та же социальная зоркость, которую проявили режиссеры, увидев Капицына, помогла им выхватить из эпохи такие фигуры, как темная солдатка Евдокия Козлова и бывший конторщик, барский прихлебатель, ныне анархист Платон Дымба. […]

[…] главной победой фильма был сам Максим. Здесь соединилось авторское чувство истории и ясное понимание современных задач. […]

В начале фильма «Выборгская сторона», где Максим появляется, одетый в кожанку комиссара, он временами еще позволяет себе вспомнить прежнего озорного парня с рабочей заставы. Но масштаб дел, бремя работы делают героя все более суровым, жестким. В финале картины он встречается с чиновниками банка,- сломленные, униженные, изобличенные, они просят разрешения вернуться на работу: «Мы мирные русские люди». «Вы — русские люди?- с ожесточением перебивает их Максим. — Вы еще смеете говорить о России? Что в вас русского, господа Шумахеры, Мациевские, Андрезены? Фамилии у вас немецкие, со шпионами знались английскими, а порядочки мечтали завести японские». Штрих, положенный временем. Именно в 30-х годах, когда так мощно звучат темы национально-патриотические, отрицательные персонажи разоблачаются не только в их классовой враждебности пролетариату, но и как изменщики нации. […]

ХАНЮТИН Ю. Художественное кино второй половины 30-х годов // История советского кино. 1917—1967. В 4-х т. Т. 2. 1931—1941. М., 1973.

О фильме «Выборгская сторона» […] Первые шаги новой, Советской власти были показаны в «Выборгской стороне» — заключительной части трилогии. И опять-таки основная ситуация картины, с одной стороны, поразительно серьезна, а с другой — полна юмора. Максим назначается комиссаром Государственного банка. Герой спит на диване в Смольном, а над головой уже прикреплен плакат: «По делам Государственного банка беспокоить с 7-ми часов утра». А дальше — ошеломленность героя перед тайнами финансовых операций, яростный саботаж чиновников и упорство революционного вожака, при поддержке масс запускающего сложную финансовую машину. В процессе эволюции — от первоначальных вариантов «Выборгской стороны» к ее окончательному виду — фильм несколько утратил свои комедийные моменты. Ушла острота сцены первоначального прихода Максима в банк, когда он пугался швейцара с огромной бородой. Ушла даже оставшаяся в опубликованном сценарии линия чиновника Капицына, который согласен работать на новую власть, но только чтоб под конвоем: «Вдруг вы долго не удержитесь, что мне тогда будет?» Эта потеря была особенно чувствительной. В Капицыне Козинцев и Трауберг запечатлели фигуру буржуазного спеца с его двойственной психологией. Та же социальная зоркость, которую проявили режиссеры, увидев Капицына, помогла им выхватить из эпохи такие фигуры, как темная солдатка Евдокия Козлова и бывший конторщик, барский прихлебатель, ныне анархист Платон Дымба. […] […] главной победой фильма был сам Максим. Здесь соединилось авторское чувство истории и ясное понимание современных задач. […] В начале фильма «Выборгская сторона», где Максим появляется, одетый в кожанку комиссара, он временами еще позволяет себе вспомнить прежнего озорного парня с рабочей заставы. Но масштаб дел, бремя работы делают героя все более суровым, жестким. В финале картины он встречается с чиновниками банка,- сломленные, униженные, изобличенные, они просят разрешения вернуться на работу: «Мы мирные русские люди». «Вы — русские люди?- с ожесточением перебивает их Максим. — Вы еще смеете говорить о России? Что в вас русского, господа Шумахеры, Мациевские, Андрезены? Фамилии у вас немецкие, со шпионами знались английскими, а порядочки мечтали завести японские». Штрих, положенный временем. Именно в 30-х годах, когда так мощно звучат темы национально-патриотические, отрицательные персонажи разоблачаются не только в их классовой враждебности пролетариату, но и как изменщики нации. […] ХАНЮТИН Ю. Художественное кино второй половины 30-х годов // История советского кино. 1917—1967. В 4-х т. Т. 2. 1931—1941. М., 1973.

Я люблю театр и кино. Меня трогает и увлекает искусство актеров с такой же силой, как и большинство зрителей. Множество спектаклей и фильмов перевидал и пережил я за свой век. Очень многие нравились мне, заставляли задумываться, брали за сердце или смешили. И все же какой ни есть я добросовестный зритель, а полное забвение самого себя, полное приятие на себя всех радостей и печалей героев представления бывало редко, пожалуй, мог бы я перечислить эти случаи на пальцах. […]

После окончания Театрального института я работал в Ленинградском театре юных зрителей. В удивительном театре, самом лучшем и дорогом мне из всех, где только ни доводилось трудиться. […]

Чудесная компания подбиралась тогда. Наш «вождь и руководитель», мудрый и благообразный Брянцев, похожий на располневшего святого со старой русской иконы. Элегантный, ехидно поблескивавший стеклами очков Зон — режиссер самых успешных наших спектаклей. Вечно терзавшийся сомнениями, беспокойный Гаккель — постановщик «левых» и проблемных представлений театра. Они были нашими режиссерами, педагогами и товарищами по учебе.

[…] три с лишним года продолжалась моя работа над историей питерского рабочего [«Трилогией о Максиме»]. А осенью собирались мы начинать съемки еще одной ее части, которую предполагали назвать «Выборгская сторона». В эти годы, как я уже писал, Максим был постоянной моей ролью, основной моей работой. Что бы я ни делал, чем бы ни занимался, а образ этого человека постоянно был при мне и во мне. Постоянно в голове сидела забота о нынешних его приключениях и о будущей судьбе — как-то сложится дальше его биография, что с ним случится, кем и каким он станет в следующем своем появлении на экране. Я все раздумывал и примерялся к тому, как дальше раскрывать его образ, как усложнить его характер, какие новые черты этого человека открыть людям. […]

К созданию образа нашего героя были причастны и многие, многие зрители, чьи отзывы помогали нам растить и воспитывать Максима. Ведь родился-то он не сразу, появление его на экране растянулось на три периода — не по задумке авторов, а по желанию тех, кто смотрел его из зрительного зала.

Поначалу были сняты годы его юношества, на этом авторы и собирались закончить свое повествование, но множество знакомых Максима потребовали, чтобы им показали и следующий этап его жизни. […]

Вот была написана, снята и выпущена на экраны вторая серия его похождений — «Возвращение Максима», и повторилось все сызнова. Вновь потребовалось продолжение, и опять Козинцев и Трауберг засели за работу. И через два года вышла заключительная часть трилогии — «Выборгская сторона». […]

Картина должна была называться «Юность большевика». Пересказывать ее содержание не стоит, так как оно незначительно отличалось от второй ее редакции, вышедшей на экраны под названием «Юность Максима». А вот характеры действующих лиц и исполнителей изменились во многом. В первом варианте картины Максима играл Гарин, Наташу — Кузьмина. Соболевский, Каюков, Чирков изображали приятелей героя, а Кибардина — веселую мещаночку, с которой парни знакомились в кино. Уже несколько недель шли съемки, как вдруг фильмом заинтересовались в ЦК комсомола.[…] кинематографисты поняли, что ЦК комсомола считает очень нужным создание этого фильма, но думает, что следовало бы делать картину о рядовом рабочем парне, ничем не выделяющемся из среды своих товарищей, чтобы его путь в большевики был бы типичным для рабочего человека, обусловленным и жизнью, и трудом, и средой, в которой он вырос.

Гарин — актер с очень яркой индивидуальностью, а надобен исполнитель, ближе стоящий к человеку обычному, среднему.

Вернувшись в Ленинград, режиссеры вызвали меня в свой кабинет, закрыли дверь, усадили на диван, внимательно оглядели, помолчали, переглянулись. Затем Трауберг взял со стола тетрадку, переплетенную в коричневый картон, вложил ее мне в руки, и тогда оба со вздохом сказали: «Прочтите…»

— Что такое? — спросил я.

— Прочтите, — повторили режиссеры.

Я развернул тетрадь. На заглавном листе было напечатано: «Козинцев и Трауберг. „Юность Максима“. Ленфильм».

Я взглянул на Григория Михайловича и Леонида Захаровича:

— Я читал. Сценарий у меня есть.

— Нет, — сказал Козинцев, — это не тот… это переделанный. А потом… вы читайте так, как если бы вы играли центральную роль…

— Зачем?.. Ведь Эраст Павлович…

— Эраст Павлович занят другими делами… Мы предлагаем вам играть Максима.

— О!..- только и смог выговорить я. […]

И вот началась работа, к которой я так стремился.[…]

Месяца два пристраивались, примерялись мы к образам своих героев, пробовали жить небольшими эпизодами их жизни. В комнатах Ленинградского дома кино впервые, неуверенно и неточно звучали голоса Наташи, Максима и их товарищей. Обыкновенные стулья преображались у нас в заводские станки. Стены помещения как бы раздвигались, и среди них будто бы проходила рабочая сходка в Озерках… […]

Максим и его товарищи росли и формировались на репетициях, но все же окончательно сложились их образы на самих съемках. […]

Подсчитали мы время трудов своих, и вышло, что шесть лет отдали на то, чтобы представить людям биографию Максима. Шесть лет на одну роль! Из недолгого срока человеческого пребывания на земле — много! А вспоминаются эти годы как одни из самых ярких и счастливых. Это было время, когда трудился я над главным делом своей жизни, хоть и не думал об этом.

ЧИРКОВ Б. Азорские острова. М., 1978.