Смотреть Ленин в 1918 году (1939)

О фильмах «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году»

Вровень с игрою Щукина, вровень с решением этих двух новых фигур стоит и режиссерское разрешение центральной сцены картины — сцены покушения.

Здесь средствами кинематографического письма достигнута почти телесная осязаемость этой кульминационной точки фильма.

Вот кадры выхода Ильича из заводского корпуса. Ильич — около старомодного автомобиля. Каплан — на фоне черного, как катафалк, кузова машины. Белый кружок окна — на его фоне. Подымающийся револьвер. Все так осязательно, все до такой степени ощутимо... Такова магия искусства. Искусства, которое жестоким медленным ритмом держит вас прикованным к последующей сцене, когда от отъехавшей машины среди толпы осталась пустая безмолвная дорога, и хочется кричать до тех пор, пока это безмолвие не взрывается 1на самом экране гневом и ненавистью народа к подлой убийце. Замечательно мастерство тех, кто в коллективном труде создал это произведение. Замечательна тема фильма. И замечательны те чувства, которые в нас будит этот прекрасный фильм.

«Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году» — это прежде всего Ленин в наших сердцах.

Это Ленин такой, каким он живет в памяти и чувствах нашего многомиллионного народа. Тот Ленин, чье великое дело мы завершаем под водительством Сталина.

ЭЙЗЕНШТЕЙН С. Ленин в наших сердцах // Известия. 1939. 6 апр.

О фильмах «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году»Вровень с игрою Щукина, вровень с решением этих двух новых фигур стоит и режиссерское разрешение центральной сцены картины — сцены покушения. Здесь средствами кинематографического письма достигнута почти телесная осязаемость этой кульминационной точки фильма. Вот кадры выхода Ильича из заводского корпуса. Ильич — около старомодного автомобиля. Каплан — на фоне черного, как катафалк, кузова машины. Белый кружок окна — на его фоне. Подымающийся револьвер. Все так осязательно, все до такой степени ощутимо... Такова магия искусства. Искусства, которое жестоким медленным ритмом держит вас прикованным к последующей сцене, когда от отъехавшей машины среди толпы осталась пустая безмолвная дорога, и хочется кричать до тех пор, пока это безмолвие не взрывается на самом экране гневом и ненавистью народа к подлой убийце. Замечательно мастерство тех, кто в коллективном труде создал это произведение. Замечательна тема фильма. И замечательны те чувства, которые в нас будит этот прекрасный фильм. «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году» — это прежде всего Ленин в наших сердцах. Это Ленин такой, каким он живет в памяти и чувствах нашего многомиллионного народа. Тот Ленин, чье великое дело мы завершаем под водительством Сталина. ЭЙЗЕНШТЕЙН С. Ленин в наших сердцах // Известия. 1939. 6 апр.

О фильмах «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году»

«Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году», если на них посмотреть с позиций сегодняшнего дня, — «типичный соцреализм», многие эпизоды которого сегодня звучат жестоко и дико. Что касается режиссера этих фильмов М. И. Ромма, то, по сегодняшним идеологическим меркам, это сталинист, извративший, в угоду карьере, историческую правду. А между тем Ромм был ярым антисталинистом, а эти две картины в свое время сыграли большую положительную роль и, как и другие выдающиеся произведения Михаила Ильича Ромма, справедливо войдут в историю советского кино.

— Как же так? — с возмущением воскликнет современный зритель. Ведь эти картины создавались в 1937 — 1939 годах, в страшные годы сталинских репрессий. Идут сфабрикованные суды над «врагами народа», массовые аресты, расстрелы тысяч людей, страна объята смертельным страхом, а Ромм в это время восхваляет Ленина — виновника всего этого ужаса. Да это же преступление!

С точки зрения сегодняшнего дня — действительно так. Но Ромм жил и творил не сегодня, а в то страшное время, о котором вы так хорошо говорите.

Это страшное время было возможно только потому, что большинство советского народа тогда не думало так, как вы сегодня, да и Ромм не думал так. Он делал свои фильмы для зрителей своего времени, и тогда, в то страшное время, эти фильмы были актуальны и прогрессивны.

В то время когда другие забились в угол и молчали, Ромм решил противопоставить Сталину Ленина. Не исторического Ленина, а такого, который жил тогда в сознании народа. Такое противопоставление считалось величайшей крамолой и каралось расстрелом. А Ромм отважился.

В те годы вождей было принято изображать «монументально», как бы отлитыми в бронзе: недоступными, непостижимыми, обладающими высшей правдой. А в картинах Ромма Ленин предстал перед зрителями простым, доступным и человечным, совсем не похожим на монумент. Конечно, это было сделано с учетом обстоятельств, не в лоб, но наш зритель умел читать между строк.

Я был тогда юношей и помню, какое огромное впечатление эти фильмы произвели на меня и на всех знакомых мне людей. Это было подобно разрыву бомбы. Зрители поняли Ромма.

Картины снимались в очень трудных условиях, Ромм неоднократно об этом говорил и писал. Угрожающие звонки по телефону, арест и расстрел директора студии; однажды с лесов под потолком павильона на место, где обычно сидел Ромм, свалился двухпудовый осветительный прибор. Ромма спас случай. Его старались запугать. Он мужественно довел работу до конца.

Я не думаю, что «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году» — лучшие произведения Ромма. Но я считаю их подвигом Ромма. Первый фильм поразил зрителя тем, что, оказывается, вождь может быть простым человеком, спать, как простой смертный, на полу, подложив под голову вместо подушек книги, на съезде сесть на ступеньки перед входом на сцену и писать тезисы к своему выступлению, быть смешным. С точки зрения ведомственной эстетики, это была неслыханная дерзость!

Сравнительно недавно я смотрел эти фильмы. Некоторые места скребли по сердцу. Задним умом мы все крепки! Быть умным после может и посредственность, быть умным до не всегда удается даже гению. Легко современному критику, ухватившись за какую-нибудь деталь, утянуть Ромма в грязь и затоптать его, объявив апологетом сталинизма. Теперь у нас много героев-разоблачителей. А я знаю, что в советском кинематографе не было более яростного, более активного, более последовательного врага сталинизма, чем Михаил Ильич Ромм.

Надсмотрщики от идеологии всегда чуяли в Ромме врага. А кинематографисты его любили, считали его своей совестью, восхищались его честностью, деликатностью, отзывчивостью, редким умом и самоиронией.

Его семидесятилетний юбилей был так ловко организован нашими идеологическими поводырями, что зал Союза кинематографистов был наполовину пуст. А в то время на улице, на январской стуже, стояли сотни людей, которых не пустили в Дом кино. Они не расходились в течение всего вечера и через кордоны и заслоны присылали юбиляру теплые записки: «Мы с Вами! Мы любим и ценим Вас!»

Ромм воспитал таких выдающихся кинематографистов, как А. Тарковский и В. Шукшин, А. Кончаловский и Т. Абуладзе, Р. Чхеидзе, А. Митта... Всех не перечислишь. «Надо помогать талантливым, бездарность прорвется сама», — говорил он и действительно помогал. Ромм учил не только кинематографу, он учил бороться с неправдой, с хамством, со стяжательством, с глупостью чиновников. За это его даже отстранили от преподавания в институте кинематографии, где он вел режиссуру.

В начале60-хпосле нескольких смелых выступлений Ромма развернулась настоящая его травля. Она велась в лучших сталинских традициях. Ромм заболел и слег в больницу. В это время был созван кинематографический пленум, где с заранее подготовленными речами выступали, главным образом, чиновники от кино. Нашлись и два негодяя из «творческих работников». И все они дружно навалились на Ромма, пытались сделать его чем-то вроде «врага народа». Один такой негодяй говорил: «Ромм уже пять лет ничего не снимает, значит, он скрывает свои мысли от народа. А что это за мысли, которые нужно скрывать от народа?!» (прозрачный намек в духе «борьбы с космополитизмом»). Неправда, Ромм и говорил, и писал, и излагал свои мысли на лекциях во ВГИКе. В 60-егоды Михаил Ильич мучительно переосмысливал свое творчество и готовил великий фильм «Обыкновенный фашизм», в котором его убийственный сарказм был направлен не только против гитлеровского фашизма, но и против нашего родного, отечественного.

Мы, четверо тогда молодых кинематографистов (А. Алов, В. Наумов, М. Хуциев и я), написали гневное письмо против развернувшейся травли Ромма. В перерыве пленума мы собрались, чтобы подписать его, и вдруг оказалось, что за нами выстроилась огромная очередь: все хотели подписаться под этим письмом. Организаторы травли забеспокоились. Ко мне подошел Григорий Борисович Марьямов (человек, много сделавший для Союза кинематографистов, но пуганый):

— Что вы делаете? Вас же посадят...

— Если такое восторжествует — мое место на нарах, — ответил я. Перерыв задержался почти на час: организаторы решали, как поступить, вызвали нас в комнату президиума, стали уговаривать, чтобы мы уничтожили письмо. Мы стояли на своем. «Важное политическое мероприятие» было сорвано, заведующего отделом культуры ЦК Поликарпова увезли с пленума в больницу с сердечным приступом.

Многие кинематографисты после Ромма снимали фильмы о Ленине (важная тема, сулящая награды!), все эти жалкие попытки были похожи на серию «Жития святых». Сравнивая их с работами Михаила Ильича Ромма, я понял, что масштабы произведения определяются не масштабами темы, а масштабами личности художника.

Ромм не был угодником или апологетом сталинизма. Это либо недоразумение по незнанию, либо заведомая клевета. Я верю, что ленинские фильмы Ромма, несмотря ни на что, останутся в истории советской кинематографии как героический подвиг художника и гражданина.

Чем темнее ночь, тем ярче звезды. Ромм был одной из таких ярких звезд, светивших нам в темноте. По ним мы искали путь к демократии.

ЧУХРАЙ Г. В защиту фильмов Ромма о Ленине // ИК. 1997. № 10.

О фильмах «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году»«Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году», если на них посмотреть с позиций сегодняшнего дня, — «типичный соцреализм», многие эпизоды которого сегодня звучат жестоко и дико. Что касается режиссера этих фильмов М. И. Ромма, то, по сегодняшним идеологическим меркам, это сталинист, извративший, в угоду карьере, историческую правду. А между тем Ромм был ярым антисталинистом, а эти две картины в свое время сыграли большую положительную роль и, как и другие выдающиеся произведения Михаила Ильича Ромма, справедливо войдут в историю советского кино. — Как же так? — с возмущением воскликнет современный зритель. Ведь эти картины создавались в 1937 — 1939 годах, в страшные годы сталинских репрессий. Идут сфабрикованные суды над «врагами народа», массовые аресты, расстрелы тысяч людей, страна объята смертельным страхом, а Ромм в это время восхваляет Ленина — виновника всего этого ужаса. Да это же преступление! С точки зрения сегодняшнего дня — действительно так. Но Ромм жил и творил не сегодня, а в то страшное время, о котором вы так хорошо говорите. Это страшное время было возможно только потому, что большинство советского народа тогда не думало так, как вы сегодня, да и Ромм не думал так. Он делал свои фильмы для зрителей своего времени, и тогда, в то страшное время, эти фильмы были актуальны и прогрессивны. В то время когда другие забились в угол и молчали, Ромм решил противопоставить Сталину Ленина. Не исторического Ленина, а такого, который жил тогда в сознании народа. Такое противопоставление считалось величайшей крамолой и каралось расстрелом. А Ромм отважился. В те годы вождей было принято изображать «монументально», как бы отлитыми в бронзе: недоступными, непостижимыми, обладающими высшей правдой. А в картинах Ромма Ленин предстал перед зрителями простым, доступным и человечным, совсем не похожим на монумент. Конечно, это было сделано с учетом обстоятельств, не в лоб, но наш зритель умел читать между строк. Я был тогда юношей и помню, какое огромное впечатление эти фильмы произвели на меня и на всех знакомых мне людей. Это было подобно разрыву бомбы. Зрители поняли Ромма. Картины снимались в очень трудных условиях, Ромм неоднократно об этом говорил и писал. Угрожающие звонки по телефону, арест и расстрел директора студии; однажды с лесов под потолком павильона на место, где обычно сидел Ромм, свалился двухпудовый осветительный прибор. Ромма спас случай. Его старались запугать. Он мужественно довел работу до конца. Я не думаю, что «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году» — лучшие произведения Ромма. Но я считаю их подвигом Ромма. Первый фильм поразил зрителя тем, что, оказывается, вождь может быть простым человеком, спать, как простой смертный, на полу, подложив под голову вместо подушек книги, на съезде сесть на ступеньки перед входом на сцену и писать тезисы к своему выступлению, быть смешным. С точки зрения ведомственной эстетики, это была неслыханная дерзость! Сравнительно недавно я смотрел эти фильмы. Некоторые места скребли по сердцу. Задним умом мы все крепки! Быть умным после может и посредственность, быть умным до не всегда удается даже гению. Легко современному критику, ухватившись за какую-нибудь деталь, утянуть Ромма в грязь и затоптать его, объявив апологетом сталинизма. Теперь у нас много героев-разоблачителей. А я знаю, что в советском кинематографе не было более яростного, более активного, более последовательного врага сталинизма, чем Михаил Ильич Ромм. Надсмотрщики от идеологии всегда чуяли в Ромме врага. А кинематографисты его любили, считали его своей совестью, восхищались его честностью, деликатностью, отзывчивостью, редким умом и самоиронией. Его семидесятилетний юбилей был так ловко организован нашими идеологическими поводырями, что зал Союза кинематографистов был наполовину пуст. А в то время на улице, на январской стуже, стояли сотни людей, которых не пустили в Дом кино. Они не расходились в течение всего вечера и через кордоны и заслоны присылали юбиляру теплые записки: «Мы с Вами! Мы любим и ценим Вас!» Ромм воспитал таких выдающихся кинематографистов, как А. Тарковский и В. Шукшин, А. Кончаловский и Т. Абуладзе, Р. Чхеидзе, А. Митта... Всех не перечислишь. «Надо помогать талантливым, бездарность прорвется сама», — говорил он и действительно помогал. Ромм учил не только кинематографу, он учил бороться с неправдой, с хамством, со стяжательством, с глупостью чиновников. За это его даже отстранили от преподавания в институте кинематографии, где он вел режиссуру. В начале60-хпосле нескольких смелых выступлений Ромма развернулась настоящая его травля. Она велась в лучших сталинских традициях. Ромм заболел и слег в больницу. В это время был созван кинематографический пленум, где с заранее подготовленными речами выступали, главным образом, чиновники от кино. Нашлись и два негодяя из «творческих работников». И все они дружно навалились на Ромма, пытались сделать его чем-то вроде «врага народа». Один такой негодяй говорил: «Ромм уже пять лет ничего не снимает, значит, он скрывает свои мысли от народа. А что это за мысли, которые нужно скрывать от народа?!» (прозрачный намек в духе «борьбы с космополитизмом»). Неправда, Ромм и говорил, и писал, и излагал свои мысли на лекциях во ВГИКе. В 60-егоды Михаил Ильич мучительно переосмысливал свое творчество и готовил великий фильм «Обыкновенный фашизм», в котором его убийственный сарказм был направлен не только против гитлеровского фашизма, но и против нашего родного, отечественного. Мы, четверо тогда молодых кинематографистов (А. Алов, В. Наумов, М. Хуциев и я), написали гневное письмо против развернувшейся травли Ромма. В перерыве пленума мы собрались, чтобы подписать его, и вдруг оказалось, что за нами выстроилась огромная очередь: все хотели подписаться под этим письмом. Организаторы травли забеспокоились. Ко мне подошел Григорий Борисович Марьямов (человек, много сделавший для Союза кинематографистов, но пуганый): — Что вы делаете? Вас же посадят... — Если такое восторжествует — мое место на нарах, — ответил я. Перерыв задержался почти на час: организаторы решали, как поступить, вызвали нас в комнату президиума, стали уговаривать, чтобы мы уничтожили письмо. Мы стояли на своем. «Важное политическое мероприятие» было сорвано, заведующего отделом культуры ЦК Поликарпова увезли с пленума в больницу с сердечным приступом. Многие кинематографисты после Ромма снимали фильмы о Ленине (важная тема, сулящая награды!), все эти жалкие попытки были похожи на серию «Жития святых». Сравнивая их с работами Михаила Ильича Ромма, я понял, что масштабы произведения определяются не масштабами темы, а масштабами личности художника. Ромм не был угодником или апологетом сталинизма. Это либо недоразумение по незнанию, либо заведомая клевета. Я верю, что ленинские фильмы Ромма, несмотря ни на что, останутся в истории советской кинематографии как героический подвиг художника и гражданина. Чем темнее ночь, тем ярче звезды. Ромм был одной из таких ярких звезд, светивших нам в темноте. По ним мы искали путь к демократии. ЧУХРАЙ Г. В защиту фильмов Ромма о Ленине // ИК. 1997. № 10.

О фильмах «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году»

Нелегкое испытание прошел выдающийся режиссер Михаил Ромм, взявшись за создание дилогии «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году». Хотелось бы сразу сказать, что какие бы ни были «культовые» огрехи в этих фильмах, в них создан неповторимый образ Ленина в исполнении Щукина. Понятны трудности Каплера и Ромма, вызванные категорическим ограничением круга лиц, дозволенных участников исторических событий, — Свердлов, Молотов, Дзержинский, Орджоникидзе. Режиссер вынужден был отвести престижные места Сталину, который, как известно, в те годы был далеко не на первом плане, в фильме показано чуть ли не заискивающее отношение Ленина к будущему генсеку, «повару острых блюд» (по известному ленинскому выражению), существует намек на участие Бухарина, «любимца партии», в подготовке покушения на Ленина (чудовищное утверждение главного обвинителя на процессе Вышинского). [...] Но надо было только видеть просветлевшее лицо Ромма, когда он после XX съезда партии вырезал из собственной картины все, что можно было выбросить в «мусорное ведро» истории. Эти вырезки были сделаны во всех копиях, ходивших по экранам страны. Ромм был счастлив, предчувствуя свободу, которой, к великому сожалению, ему так и не довелось дождаться.

МАРЬЯМОВ Г. Кремлевский цензор. Сталин смотрит кино. М., 1992.

О фильмах «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году» Нелегкое испытание прошел выдающийся режиссер Михаил Ромм, взявшись за создание дилогии «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году». Хотелось бы сразу сказать, что какие бы ни были «культовые» огрехи в этих фильмах, в них создан неповторимый образ Ленина в исполнении Щукина. Понятны трудности Каплера и Ромма, вызванные категорическим ограничением круга лиц, дозволенных участников исторических событий, — Свердлов, Молотов, Дзержинский, Орджоникидзе. Режиссер вынужден был отвести престижные места Сталину, который, как известно, в те годы был далеко не на первом плане, в фильме показано чуть ли не заискивающее отношение Ленина к будущему генсеку, «повару острых блюд» (по известному ленинскому выражению), существует намек на участие Бухарина, «любимца партии», в подготовке покушения на Ленина (чудовищное утверждение главного обвинителя на процессе Вышинского). [...] Но надо было только видеть просветлевшее лицо Ромма, когда он после XX съезда партии вырезал из собственной картины все, что можно было выбросить в «мусорное ведро» истории. Эти вырезки были сделаны во всех копиях, ходивших по экранам страны. Ромм был счастлив, предчувствуя свободу, которой, к великому сожалению, ему так и не довелось дождаться. МАРЬЯМОВ Г. Кремлевский цензор. Сталин смотрит кино. М., 1992.

О фильме "Ленин в 1918 году"

В следующей своей работе над образом Ленина — в фильме "Ленин в 1918 году" Щукин добился небывалого мастерства, небывалого проникновения в сущность образа. [...]

Во второй серии Щукин отказался от нарочитого подражания манерам и интонации Владимира Ильича. Вернее, во время работы над первой серией и над ролью Ленина в спектакле вахтанговского театра Щукин настолько вжился в образ, что внешние его черты перестали занимать внимание актера.

Внутренний смысл образа Ленина — его высокий гуманизм, его прекрасная самоотверженность, его благородная смелость, его человеческое обаяние — воплотил Щукин на экране. Внутренний смысл образа Ленина зритель ощущает и в маленьких сценах (на кухне с кулаком, у дверей Совнаркома, в гневном разговоре с предателем Бухариным) и в огромных сценах (болезнь, выступление на заводе б. Михельсона).

Сущность системы Станиславского (так вжиться в образ, чтобы ощутить полную свободу) прекрасно осознана Щукиным и использована им с подлинным блеском, несмотря на то, что в образ гениальнейшего Ленина "вжиться" невероятно трудно. И все же (как блестяще доказал Щукин), это единственно правильный путь. [...]

ЮРЕНЕВ Р. Щукин в роли Ленина // ИК. 1940. № 1-2.

О фильме "Ленин в 1918 году" В следующей своей работе над образом Ленина — в фильме "Ленин в 1918 году" Щукин добился небывалого мастерства, небывалого проникновения в сущность образа. [...] Во второй серии Щукин отказался от нарочитого подражания манерам и интонации Владимира Ильича. Вернее, во время работы над первой серией и над ролью Ленина в спектакле вахтанговского театра Щукин настолько вжился в образ, что внешние его черты перестали занимать внимание актера. Внутренний смысл образа Ленина — его высокий гуманизм, его прекрасная самоотверженность, его благородная смелость, его человеческое обаяние — воплотил Щукин на экране. Внутренний смысл образа Ленина зритель ощущает и в маленьких сценах (на кухне с кулаком, у дверей Совнаркома, в гневном разговоре с предателем Бухариным) и в огромных сценах (болезнь, выступление на заводе б. Михельсона). Сущность системы Станиславского (так вжиться в образ, чтобы ощутить полную свободу) прекрасно осознана Щукиным и использована им с подлинным блеском, несмотря на то, что в образ гениальнейшего Ленина "вжиться" невероятно трудно. И все же (как блестяще доказал Щукин), это единственно правильный путь. [...] ЮРЕНЕВ Р. Щукин в роли Ленина // ИК. 1940. № 1-2.

"Об удачном использовании театрального опыта, трансформации привычной актерской сценической манеры при работе над кинематографическим воплощением роли В. И. Ленина можно говорить, оценивая деятельность народного артиста СССР (1960) Владимира Ивановича Честнокова. (1904-1968).

Актер Ленинградского академического театра драмы имени А. С. Пушкина, он много работал над образом Владимира Ильича на сцене — в спектаклях "Грозовой год" А. Каплера, "Суровое счастье" М. Михайлова, "Цветы живые". Н. Погодина, "Между ливнями" А. Штейна. В конце 50х годов он снялся в роли В. И, Ленина в фильмах "В дни Октября", "От февраля к октябрю", "Первороссияне".

Известного театрального актера В. Честнокова вряд ли можно отнести к популярным актерам кино. За тридцать с лишним лет он участвовал в немногим более двадцати фильмах, играя главным образом роли эпизодические. […] большая часть его картин — историко-биографические — "Тарас Шевченко", "Белинский", "Пирогов", "Александр Попов", "Академик Иван Павлов". И играл он чаще всего персонажей исторических — Чернышевского, Некрасова, Достоевского, Менделеева. […]

Сам Честноков в книге "Как я работал над ролью Ленина" писал о большом значении для работы над образом Ленина сыгранных им в театре советских людей, истинных коммунистов-ленинцев (Фурманов в "Мятеже", Сафонов в "Русских людях", К. Симонова, Огнев во "Фронте" А. Корнейчука, Горбунов в "Офицере флота" А. Крона.)

В 1937 году В. Честноков намечался вместе с Е. Альтусом на роль Владимира Ильича в спектакле "Человек с ружьем" Ленинградского театра имени Ленинского комсомола. Роль осталась за Альтусом. Мечту сыграть Ленина Честнокову удалось осуществить в 1957 году в спектакле по пьесе А. Каплера "Грозовой год", в основе которой был сценарий "Ленин в 1918 году".

А еще через год зрители увидели актера в роли Владимира Ильича в фильме "В дни Октября". […]. Газета "Правда", например, отметила, что В. Честноков "воссоздает образ Владимира Ильича в традициях шедевров советской кинематографии". А в журнале "Искусство кино" Г. Товстоногов высказал мысль о том, что "В. Честнокову удалось сместить привычне акценты в воплощении образа Ильича, дать новую трактовку роли…". […] фильм "В дни Октября" — действительно историческая хроника, где основное внимание отведено событию, в котором Ленин — главное действующее лицо. […] работа В. Честнокова над ролью Владимира Ильича и традиционна, так как она следует достижениям "человековедческого" кино 30х годов, и в то же время намечает нечто новое — а именно подчеркнутую документальность в облике и поведении исторических лиц […].

В отличие от картины “В дни Октября” с ее классическими принципами типизации и документальной достоверности фильм “Первороссияне” по поэме Ольги Берггольц, где в роли В. И. Ленина также выступил В. Честноков, — произведение “поэтическое”.

Ленин появляется на экране один раз: Владимир Ильич напутствует уезжающих на Алтай первых российских коммунаров — рабочих Нарвской заставы Петрограда".

Н. ТУМАНОВА. "Актерская кинолениниана". М., 1987

"Мне посчастливилось дважды работать над ролью Владимира Ильича: в спектакле Театра драмы имени А. С. Пушкина "Грозовой год" и в кинофильме "В дни Октября". […] Я внимательно и тщательно изучил опыт советских артистов, исполнителей роли Ленина — Б. В. Щукина, М. М. Штрауха, А. М. Бучмы, К. В. Скоробогатова. […]

Играя роль положительных героев, коммунистов, я старался найти и подчеркнуть в них ленинские качества. Чем больше этих качеств я находил, тем более сильными и мудрыми, благородными и человечными казались мне мои герои. Вспоминая о них сегодня, я могу сказать, что это были дальние или ближние подступы к встрече с образом Ильича. […]

В самый разгар работы над спектаклем "Грозовой год" мне позвонили из "Ленфильма" и предложили сниматься в роли Ленина в картине "В дни Октября".

Ставил фильм известный кинорежиссер Сергей Дмитриевич Васильев. […]

В фильме передо мной стояла значительно более сложная задача, чем в спектакле театра. Достаточно сказать, что в спектакле Владимир Ильич произносит только одну короткую речь перед рабочими завода Михельсона, а в фильме "В дни Октября" именно через речи раскрываются все основные, характерные качества Ильича как гениального стратега революции и руководителя вооруженного восстания. Даже сцена заседания Центрального Комитета построена не как спор, не как диалог, а как речь-монолог.

В этих речах я должен был раскрыть всепобеждающий оптимизм Ленина, покоящийся на вере в революционную силу народных масс, мудрость Ильича, основанную на знании жизни, его несокрушимую логику и умение сочетать теорию с практикой. В то же время необходимо было донести ленинскую простоту и его темперамент борца, испепеляющую силу ленинской иронии и мягкий душевный юмор Ильича. […]

Совершенно очевидно, что прежде всего мне было необходимо самым тщательным образом изучить первоисточники. Я расписал речь, которую мне надо было произносить, по отдельным фразам. Затем выписал эти же фразы я им предшествующие из ленинских материалов. Производя эту работу, я обнаружил, что некоторые слова подчеркнуты Владимиром Ильичем или выделены курсивом. Уже в первой реплике Ленин выделяет курсивом "против" и "побороть". Значит и в моей речи эти слова должны быть подчеркнуты интонацией или жестом как главные, наиболее полно раскрывающие мысль вождя. […]

Я разбил всю речь на ритмические и интонационные куски.

Первый кусок — вступление. Его я говорил медленно, тихо, с иронией […]. Далее ритм речи меняется. Кульминация, подготовленная предыдущим нарастанием, возникает на словах "Пропустить такой момент и ждать — есть полный идиотизм или полная измена". Эти слова, естественно, должны звучать гневно и саркастически. И должны быть они обращены непосредственно к тем, кого Ленин считает виновниками преступного промедления.

Второй кусок: Владимир Ильич перечисляет факты, подтверждающие правильность своей точки зрения, еще и еще раз убеждает противников и маловеров. Он стоит посреди комнаты, засунув руки в карманы брюк и слегка раскачиваясь всем корпусом.

Третий кусок: взволнованный Ильич ходит по столовой Сухановой и возражает своим оппонентам. Его слова, обращенные к Троцкому, Зиновьеву, Каменеву, должны звучать жестко и издевательски. […]

И четвертый, последний кусок. Только сейчас зрители должны увидеть, чего стоила Владимиру Ильичу эта речь, произнесенная как бы на едином дыхании. Он умолкает, опускается на стул и очень устало добавляет, подводя итог спору:

— Ну что ж, точки зрения высказаны, мнения определились, пора решать. […]

На заседании ЦК Ленин убеждает и доказывает, а в Военно-Революционном Комитете он убеждает и приказывает. […]

В сцене заседания Военно-Революционного Комитета мне захотелось донести веру Владимира Ильича в людей, в их добрую волю, в их преданность революции, желание воодушевить их на великое дело. Он оперирует самыми простыми, бесхитростными словами […]. Его дерзновенная смелость, рожденная знанием чаяний и интересов народа восхищает, активизирует мужество и энергию членов Комитета. […]

Я хочу еще и еще раз пытаться создать образ Ленина как воинствующего оптимиста, полного непримиримой и неугасимой вражды к несчастьям людей, как Человека с большой буквы".

Владимир ЧЕСТНОКОВ. "Ленин — идеальный образ"//Нева, 1960, №4

"Об удачном использовании театрального опыта, трансформации привычной актерской сценической манеры при работе над кинематографическим воплощением роли В. И. Ленина можно говорить, оценивая деятельность народного артиста СССР (1960) Владимира Ивановича Честнокова. (1904-1968). Актер Ленинградского академического театра драмы имени А. С. Пушкина, он много работал над образом Владимира Ильича на сцене — в спектаклях "Грозовой год" А. Каплера, "Суровое счастье" М. Михайлова, "Цветы живые". Н. Погодина, "Между ливнями" А. Штейна. В конце 50х годов он снялся в роли В. И, Ленина в фильмах "В дни Октября", "От февраля к октябрю", "Первороссияне". Известного театрального актера В. Честнокова вряд ли можно отнести к популярным актерам кино. За тридцать с лишним лет он участвовал в немногим более двадцати фильмах, играя главным образом роли эпизодические. […] большая часть его картин — историко-биографические — "Тарас Шевченко", "Белинский", "Пирогов", "Александр Попов", "Академик Иван Павлов". И играл он чаще всего персонажей исторических — Чернышевского, Некрасова, Достоевского, Менделеева. […] Сам Честноков в книге "Как я работал над ролью Ленина" писал о большом значении для работы над образом Ленина сыгранных им в театре советских людей, истинных коммунистов-ленинцев (Фурманов в "Мятеже", Сафонов в "Русских людях", К. Симонова, Огнев во "Фронте" А. Корнейчука, Горбунов в "Офицере флота" А. Крона.) В 1937 году В. Честноков намечался вместе с Е. Альтусом на роль Владимира Ильича в спектакле "Человек с ружьем" Ленинградского театра имени Ленинского комсомола. Роль осталась за Альтусом. Мечту сыграть Ленина Честнокову удалось осуществить в 1957 году в спектакле по пьесе А. Каплера "Грозовой год", в основе которой был сценарий "Ленин в 1918 году". А еще через год зрители увидели актера в роли Владимира Ильича в фильме "В дни Октября". […]. Газета "Правда", например, отметила, что В. Честноков "воссоздает образ Владимира Ильича в традициях шедевров советской кинематографии". А в журнале "Искусство кино" Г. Товстоногов высказал мысль о том, что "В. Честнокову удалось сместить привычне акценты в воплощении образа Ильича, дать новую трактовку роли…". […] фильм "В дни Октября" — действительно историческая хроника, где основное внимание отведено событию, в котором Ленин — главное действующее лицо. […] работа В. Честнокова над ролью Владимира Ильича и традиционна, так как она следует достижениям "человековедческого" кино 30х годов, и в то же время намечает нечто новое — а именно подчеркнутую документальность в облике и поведении исторических лиц […]. В отличие от картины “В дни Октября” с ее классическими принципами типизации и документальной достоверности фильм “Первороссияне” по поэме Ольги Берггольц, где в роли В. И. Ленина также выступил В. Честноков, — произведение “поэтическое”. Ленин появляется на экране один раз: Владимир Ильич напутствует уезжающих на Алтай первых российских коммунаров — рабочих Нарвской заставы Петрограда". Н. ТУМАНОВА. "Актерская кинолениниана". М., 1987 "Мне посчастливилось дважды работать над ролью Владимира Ильича: в спектакле Театра драмы имени А. С. Пушкина "Грозовой год" и в кинофильме "В дни Октября". […] Я внимательно и тщательно изучил опыт советских артистов, исполнителей роли Ленина — Б. В. Щукина, М. М. Штрауха, А. М. Бучмы, К. В. Скоробогатова. […] Играя роль положительных героев, коммунистов, я старался найти и подчеркнуть в них ленинские качества. Чем больше этих качеств я находил, тем более сильными и мудрыми, благородными и человечными казались мне мои герои. Вспоминая о них сегодня, я могу сказать, что это были дальние или ближние подступы к встрече с образом Ильича. […] В самый разгар работы над спектаклем "Грозовой год" мне позвонили из "Ленфильма" и предложили сниматься в роли Ленина в картине "В дни Октября". Ставил фильм известный кинорежиссер Сергей Дмитриевич Васильев. […] В фильме передо мной стояла значительно более сложная задача, чем в спектакле театра. Достаточно сказать, что в спектакле Владимир Ильич произносит только одну короткую речь перед рабочими завода Михельсона, а в фильме "В дни Октября" именно через речи раскрываются все основные, характерные качества Ильича как гениального стратега революции и руководителя вооруженного восстания. Даже сцена заседания Центрального Комитета построена не как спор, не как диалог, а как речь-монолог. В этих речах я должен был раскрыть всепобеждающий оптимизм Ленина, покоящийся на вере в революционную силу народных масс, мудрость Ильича, основанную на знании жизни, его несокрушимую логику и умение сочетать теорию с практикой. В то же время необходимо было донести ленинскую простоту и его темперамент борца, испепеляющую силу ленинской иронии и мягкий душевный юмор Ильича. […] Совершенно очевидно, что прежде всего мне было необходимо самым тщательным образом изучить первоисточники. Я расписал речь, которую мне надо было произносить, по отдельным фразам. Затем выписал эти же фразы я им предшествующие из ленинских материалов. Производя эту работу, я обнаружил, что некоторые слова подчеркнуты Владимиром Ильичем или выделены курсивом. Уже в первой реплике Ленин выделяет курсивом "против" и "побороть". Значит и в моей речи эти слова должны быть подчеркнуты интонацией или жестом как главные, наиболее полно раскрывающие мысль вождя. […] Я разбил всю речь на ритмические и интонационные куски. Первый кусок — вступление. Его я говорил медленно, тихо, с иронией […]. Далее ритм речи меняется. Кульминация, подготовленная предыдущим нарастанием, возникает на словах "Пропустить такой момент и ждать — есть полный идиотизм или полная измена". Эти слова, естественно, должны звучать гневно и саркастически. И должны быть они обращены непосредственно к тем, кого Ленин считает виновниками преступного промедления. Второй кусок: Владимир Ильич перечисляет факты, подтверждающие правильность своей точки зрения, еще и еще раз убеждает противников и маловеров. Он стоит посреди комнаты, засунув руки в карманы брюк и слегка раскачиваясь всем корпусом. Третий кусок: взволнованный Ильич ходит по столовой Сухановой и возражает своим оппонентам. Его слова, обращенные к Троцкому, Зиновьеву, Каменеву, должны звучать жестко и издевательски. […] И четвертый, последний кусок. Только сейчас зрители должны увидеть, чего стоила Владимиру Ильичу эта речь, произнесенная как бы на едином дыхании. Он умолкает, опускается на стул и очень устало добавляет, подводя итог спору: — Ну что ж, точки зрения высказаны, мнения определились, пора решать. […] На заседании ЦК Ленин убеждает и доказывает, а в Военно-Революционном Комитете он убеждает и приказывает. […] В сцене заседания Военно-Революционного Комитета мне захотелось донести веру Владимира Ильича в людей, в их добрую волю, в их преданность революции, желание воодушевить их на великое дело. Он оперирует самыми простыми, бесхитростными словами […]. Его дерзновенная смелость, рожденная знанием чаяний и интересов народа восхищает, активизирует мужество и энергию членов Комитета. […] Я хочу еще и еще раз пытаться создать образ Ленина как воинствующего оптимиста, полного непримиримой и неугасимой вражды к несчастьям людей, как Человека с большой буквы". Владимир ЧЕСТНОКОВ. "Ленин — идеальный образ"//Нева, 1960, №4

Он поздно стал учиться мастерству актера — в 26 лет. Раньше, еще со школьной скамьи, играл в любительских спектаклях. Он многое видел, опыт жизни лег в основу творчества, как и у других. Его биография складывалась, как обычно: учеба в студии, роли в советских и переводных пьесах, открытие горьковской драматургии, приглашение известного театрального актера в кино.

Диалектика общего и частного начинается со студийного воспитания. Щукин проходит школу Евг. Вахтангова [...]

Первая роль в кино [фильм "Летчики"] явилась для Щукина по-настоящему кинематографической, если иметь в виду гибкую смену планов и масштабов действия. Здесь важна была не одна техника съемки. Щукин получил возможность выверить свой актерский характер, исходя из современности.

Успех Щукина на экране был воспринят как должное. "Крупноплановость" его личности и сыгранных ролей заранее готовили кинематографический эффект. Созданные характеры не уходили, вместе с героями они становились частью его самого. Бесполезно сравнивать, что оказалось затем нужнее: техника импровизации, темперамент мысли или проза в ее поэтическом экранном превращении. Все обогащало память и характер, хотя и не облегчало работу. Напротив, накопленное предъявляло свои требования.

Когда сорокадвухлетний Щукин начал сниматься в роли студента Михайлова в фильме "Поколение победителей", то в первых сценах был виден грим, не хватало достоверности, не только студенческая тужурка казалась обуженной — актер выпирал из роли. Но по мере развития действия [...] Щукин вошел в роль. [...]

Время создания фильма, время его действия, существо роли — все подводило Щукина к тому, что вскоре стало главным.[...]

[...] Щукин, изучая фото и пленки Ленина, искал пластический рисунок образа, добивался портретного сходства и в гриме и в ритме поведения.[...]

[...] актер решился на первую съемку не раньше, чем он сумел показать, как смеется Ильич...

[...] Щукин не отказывался от высокого искусства пантомимы, чтобы быть похожим на Ленина, и не только внешне: он искал пластический образ мысли. По тому, как актер слушал собеседника, по его позе, наклону головы, положению рук можно было предугадать интонацию ленинского ответа.[...]

Оглушительный успех "Ленина в Октябре" был приятен Щукину, но не изменил привычной трезвости его самооценок. Он считал, что работа лишь начата и будет продолжена во второй части дилогии — фильме "Ленин в 1918 году".

[...]Щукин больше не подражает Ленину. Позы и жесты становятся менее подчеркнутыми, но сходство растет. Актер улавливает ход и ритм ленинской мысли, он вживается в интеллектуальный строй образа.[...]

Путь к образу был долгим. Он занял целую жизнь Щукина. Мы знаем о ней многое — о его склонностях и вкусах, любимых занятиях, методах репетиций и о последней несыгранной роли городничего. Знаем, как он работал над главной ролью, прослеживая мысль в конструкциях написанных Лениным фраз. Но все равно остается чудом то, что он создал образ живого Ленина.[...]

ЗАК М. Борис Щукин // Актеры советского кино. М., 1969. Вып. 5.

Он поздно стал учиться мастерству актера — в 26 лет. Раньше, еще со школьной скамьи, играл в любительских спектаклях. Он многое видел, опыт жизни лег в основу творчества, как и у других. Его биография складывалась, как обычно: учеба в студии, роли в советских и переводных пьесах, открытие горьковской драматургии, приглашение известного театрального актера в кино. Диалектика общего и частного начинается со студийного воспитания. Щукин проходит школу Евг. Вахтангова [...] Первая роль в кино [фильм "Летчики"] явилась для Щукина по-настоящему кинематографической, если иметь в виду гибкую смену планов и масштабов действия. Здесь важна была не одна техника съемки. Щукин получил возможность выверить свой актерский характер, исходя из современности. Успех Щукина на экране был воспринят как должное. "Крупноплановость" его личности и сыгранных ролей заранее готовили кинематографический эффект. Созданные характеры не уходили, вместе с героями они становились частью его самого. Бесполезно сравнивать, что оказалось затем нужнее: техника импровизации, темперамент мысли или проза в ее поэтическом экранном превращении. Все обогащало память и характер, хотя и не облегчало работу. Напротив, накопленное предъявляло свои требования. Когда сорокадвухлетний Щукин начал сниматься в роли студента Михайлова в фильме "Поколение победителей", то в первых сценах был виден грим, не хватало достоверности, не только студенческая тужурка казалась обуженной — актер выпирал из роли. Но по мере развития действия [...] Щукин вошел в роль. [...] Время создания фильма, время его действия, существо роли — все подводило Щукина к тому, что вскоре стало главным.[...] [...] Щукин, изучая фото и пленки Ленина, искал пластический рисунок образа, добивался портретного сходства и в гриме и в ритме поведения.[...] [...] актер решился на первую съемку не раньше, чем он сумел показать, как смеется Ильич... [...] Щукин не отказывался от высокого искусства пантомимы, чтобы быть похожим на Ленина, и не только внешне: он искал пластический образ мысли. По тому, как актер слушал собеседника, по его позе, наклону головы, положению рук можно было предугадать интонацию ленинского ответа.[...] Оглушительный успех "Ленина в Октябре" был приятен Щукину, но не изменил привычной трезвости его самооценок. Он считал, что работа лишь начата и будет продолжена во второй части дилогии — фильме "Ленин в 1918 году". [...]Щукин больше не подражает Ленину. Позы и жесты становятся менее подчеркнутыми, но сходство растет. Актер улавливает ход и ритм ленинской мысли, он вживается в интеллектуальный строй образа.[...] Путь к образу был долгим. Он занял целую жизнь Щукина. Мы знаем о ней многое — о его склонностях и вкусах, любимых занятиях, методах репетиций и о последней несыгранной роли городничего. Знаем, как он работал над главной ролью, прослеживая мысль в конструкциях написанных Лениным фраз. Но все равно остается чудом то, что он создал образ живого Ленина.[...] ЗАК М. Борис Щукин // Актеры советского кино. М., 1969. Вып. 5.

Смотреть Ленин в 1918 году (1939)

Сюжет

В ролях

Культурное значение

Награды и премии