|
До первой крупной своей удачи — фильма «Жила-была девочка» — Виктор Владиславович Эйсымонт проработал в кинематографе около тринадцати лет. Перед поступлением на киностудию «Ленфильм» он учился в Ленинградском институте сценических искусств, до института работал в Виннице в качестве редактора живой газеты «Красный галстук» (здесь же, кстати говоря, встретился и подружился с будущим кинорежиссером Игорем Савченко), а еще раньше был библиотекарем.
Киностудия явилась для выпускника института подлинной академией — здесь, в ателье и на съемочных площадках, овладевал он тайнами ремесла, перенимал опыт мастеров. Эйсымонт принимал участие в создании четырех выдающихся фильмов того времени — «Златые горы», «Встречный», «Подруги» и «Друзья».
В этих съемочных группах, в общении с виднейшими режиссерами С. Юткевичем, Ф. Эрмлером и Л. Арнштамом, с многими тогдашними корифеями операторского и актерского мастерства, протекало производственно-творческое обучение молодого кинематографиста, складывались его вкусы, симпатии, художественные наклонности.
Ему было тридцать пять лет, когда он поставил свой первый фильм — «Четвертый перископ» (1939).
Нет, эта работа еще не открыла новую режиссерскую звезду. Приключенческий фильм этот был сделан по существовавшим в ту пору ходовым образцам.
Во время военно-морских маневров с участием трех подводных лодок над волнами возникает перископ какой-то четвертой лодки. И один наш корабль не возвращается на базу. Что же с ним? Здесь много странностей, здесь военные корабли анонимного противника на ходу, так сказать, переодеваются и гримируются, превращаясь для обмана противника в роскошные прогулочные яхты…
И хотя были в фильме приметны некоторые режиссерские и операторские удачи, сам он в целом, повторяю, не сделал погоды и еще не открыл широким зрителям нового кинорежиссера.
Больше шансов для этого было у следующего фильма Эйсымонта — «Фронтовые подруги», рассказавшего кинозрителям о мужественных участницах войны с белофиннами.
Для самого Эйсымонта особенно важной здесь была не режиссерская, постановочная разработка сюжета и не воссоздание подлинно фронтовой обстановки (а она в войне с белофиннами отличалась редким своеобразием). Сюжет здесь был несколько схематичным, заданным; чувствовалось, что он сконструирован авторами по ремесленным правилам сюжетосложения, а не вытекает из реальных, весьма специфичных условий боевых действий и сложностей военно-политической обстановки, создавшейся к тому времени на северо-западных границах Союза. И в пору написания сценария и к моменту съемок — подлинной фронтовой обстановки авторы по-настоящему еще не знали, имели о ней лишь самое общее представление…
Но что касается образов трех основных героинь, то их безусловно можно признать большой удачей и актрис О. Федориной, 3. Федоровой, Т. Алешиной — и особенно режиссера. Здесь привлекало глубокое знание людей. Героини вызывали горячие симпатии зрителей, поднимали в них дух боевого советского патриотизма, воспитывали отвагу и мужество.
Чувствовалось, что от учителей-режиссеров Эйсымонт воспринял и любовь к углубленной работе с актерами и умение добиваться от исполнителя того, что задумано драматургом и постановщиком.
По чуткому ощущению предгрозовой атмосферы и по своим явным актерским достоинствам картина могла бы рассчитывать на самый широкий успех. Но она появилась на экранах за месяц до начала Великой Отечественной войны, и, разумеется, это обстоятельство значительно приглушило зрительский резонанс.
А вскоре после начала войны сам Эйсымонт словно бы прервал шествие по прокатной сети фронтовых подруг, возвратил их на киностудию и вручил им новое мобилизационное предписание: уже 14 июля 1941 года (не прошло и месяца с начала войны!) в прокате появился первый номер «Боевого киносборника», в составе которого была киноновелла Эйсымонта «Подруги, на фронт!». Так призывали с экрана своих сверстниц уже известные героини…
Через месяц, в августе, Эйсымонт создает еще одну новеллу для «Боевого киносборника», она называлась «Один из многих» и рассказывала о герое-зенитчике. […]
И после фильма «Жила-была девочка» Эйсымонт продолжает разрабатывать военно-патриотическую тему. В 1946 году выходит на экраны «Крейсер «Варяг».
Гордый «Варяг», который погибает, но не сдается врагу,- один из поэтических образов русской истории. Не случайно упрочилась и продлилась его глава великолепной песней — ей скоро семьдесят, а она не стареет.
О чем песня? О славном флаге, который не был спущен перед врагом. О том, как гордые, несдавшиеся экипажи сами взорвали «Корейца», сами потопили «Варяга».
А фильм? И фильм об этом.
…Дождь. Его плотная завеса прикрывает нейтральный корейский порт Чемульпо. В порту много судов, много флагов разных наций, а больше всего флагов японских.
Мальчишки-газетчики надрываются в порту: — Японский микадо поздравляет русского царя!.. Заверения в вечной дружбе!..
Микадо? Дружба? Этот церемонный, этикетный реверанс должен внушить мировому общественному мнению, что волки не есть волки, что они — истинные ягнята.
В сцене с газетчиками чувствуется тонкий привкус авторской иронии. А дальше у Эйсымонта — резкий монтажный стык-сразу же после японских заверений в дружбе, без каких-либо переходов, без амортизирующей прокладки — идет менее дипломатичное японское «поздравление»: по правому борту «Корейца», только чудом не врезавшись в него, шмыгает (именно «шмыгает»- воровато, украдкой) мина. Послана она, несомненно, вон тем японским миноносцем, что насторожился у входа в порт.
Поначалу вахтенный засомневался — слишком уж наглое, чисто пиратское действие. Вахтенный даже подумал: не почудилось ли? Усомнился и кое-кто из офицеров: была ли мина?
Дальнейшие события подтвердили: была! Японцы готовят провокацию. Расчеты их не сложные. Конечно, красавец «Варяг» — самый быстроходный крейсер в мировом флоте того времени. Но вот простое и ясное соотношение сил: у «Варяга» с «Корейцем» — 53 орудийных ствола, а у японской эскадры — 220!
Вот откуда такой наглый тончик у японского консула, прибывшего на борт «Варяга», чтобы вручить ультиматум! Вот почему этот невзрачный и тщедушный чиновник так по-петушиному заносчив и нахален!
…То, что у военных фиксируется в «Плановой таблице боя», в расчетах соотношения сил и средств, в фильме не только отражается репликами действующих лиц, но и получает внушительное зримое выражение. Вот она, эта таблица — ее показывает камера, панорамируя по заливу и присматриваясь к боевым единицам.
Какой выразительный военно-морской пейзаж!
Стынут в немом напряжении серо-зеленые, лягушачьего цвета, грозные громады с нацеленными стволами крупнокалиберных орудий. Об их готовности к открытию огня и о намерениях не может быть дискуссий, об этом надо судить трезво и без дипломатических вывертов.
Командир «Варяга» Руднев, взвесив все опасности, окольцевавшие два наших корабля, все-таки с металлом в голосе, заявляет японцу, что русские корабли покинут нейтральный порт, когда найдут это нужным.
Сюжет, что называется, закручен здорово! А ведь — не в обиду сценаристу будь сказано! — закрутила сюжет сама история, драматургу оставалось только идти за ней следом.
КРЕМЛЕВ Г. Виктор Эйсымонт. // 20 режиссерских биографий. М., 1971.
|
О фильме «Жила-была девочка»
Добросовестно и бесхитростно фиксированная на пленке история крохотных жительниц Питера по каким-то секретам и тайнам черной и белой магии (а точнее, кинематографически говоря,- черно-белой звуковой пленки) обрела и выразительную силу документа и титаническую власть художественного обобщения. С точностью и полнотой, достойными удивления, вобрав в себя всю горечь, всю боль, все страдания осажденных, лента эта выразила и радость нашей великой Победы, выразила заранее, когда мы уже предвкушали Победу, но еще не торжествовали ее!
Я не знаю, я не могу определить, назвать, перечислить, какими же именно творческими приемами добились этого создатели фильма, но, знакомясь с ним в тот год,- на рубежах 2-го и 3-го Украинских фронтов, что клиньями врезались в юго-восток Европы,- мы видели на экране не просто какой-то уже прожитый малюсенький эпизод начала войны, повествующий о тяжкой доле обаятельных девчушек, а — честное слово!- мы подпадали под власть обобщения и как-то точнее осознавали исторический смысл своего вынужденного пребывания здесь, вдали от нашей Родины.
Конечно же, такое «обобщающее» восприятие фильма складывалось у нас — да и у зрителей той поры во обще, — не случайно, а как прямое следствие авторского замысла, воплощенного с высокой степенью творческой ответственности. Авторы высвечивали и приподнимали крупицы из миллиона событий военных лет как своего рода эмблему, как символ.
«Жила-была девочка» — такой обещающей, завлекательной присказкой начинает Настенька на ходу сочиняемую байку-бывальщину про самих себя, чтобы развеселить свою загрустившую подружку Катеньку.
«Жила-была девочка» — так и назвали авторы свой фильм. И уже само это название — сказовое, фольклорное, коренящееся в глубинной народной почве,- определяло и тон, и характер, и всю манеру экранного повествования. Именно так, «сказово», предписывал сценарист В. Недоброво снять всю эту историю Г. Гарибяну. При этом ему, оператору, надлежало сохранить безусловную узнаваемость ленинградского пейзажа. В то же время, однако, зритель, должен был понимать, что это — Ленинград военной поры. Продуманно и с большим отбором включались в фильм пейзажные кадры. Сугробы на проспектах, на трамвайных путях. Мосты в снежных пуховиках. Классические здания, изуродованные камуфляжной разрисовкой. Монументы, спрятанные в дощатых коробах. Инструктивные указатели и плакаты той поры («Эта сторона улицы обстреливается!»). Противотанковые ежи и надолбы на перекрестках. Пирамиды битого кирпича, стекла, щебня и искареженной арматуры на месте, где стояли красавцы дома…
Суровые темы блокадных лет сочетаются с романтическими интонациями и в музыке к фильму, которую написал композитор Н. Крюков.
КРЕМЛЕВ Г. Виктор Эйсымонт. // 20 режиссерских биографий. М., 1971.
|
О фильме «Жила-была девочка»
В разгар войны на экраны страны вышел фильм Виктора Эйсымонта «Жила-была девочка», про двух маленьких девочек, перенесших блокаду Ленинграда. Так пятилетняя Наташа Защипина в одночасье стала знаменитой. «О тех съемках я помню мало. Все-таки четыре года… Знаю, что в кино попала случайно — мы гуляли с бабушкой на Тверском бульваре, недалеко от дома (тогда мы жили над „Елисеевским“). Уже три года, как не было в живых отца — он погиб еще в 41-м, защищая Москву. „Пропал без вести“ — такое извещение нам пришло. Я знаю, что их сбросили с парашютами где-то под Москвой, в Боровском районе, и немцы расстреляли этот десант еще в воздухе…»
Очаровательная девочка в кудряшках, наряженная, как кукла (бабушка замечательно шила и вязала), с огромным бантом на голове сразу привлекла внимание помощника режиссера, которая, как раз искала подходящего ребенка на роль Кати. «Я была веселой и шумной, заводилой. Помреж попросила у бабушки наш телефон… Между звонком со студии и этим свиданием прошел, наверное, месяц, и все это время я не давала всем жить, твердила, что хочу сниматься в кино… Мама меня отговаривала, обещала: «мы твой портрет повесим на стенку», но я кричала: «хочу, чтобы меня все видели, а не только вы!»
БАЗЫЛЮК М. «Я зря поверила Плучеку». // Театральные новые известия. 2005. 6 января.
|
|