Смотреть Наследный принц республики (1934)

В 1926 году на экраны вышла картина «Катька — Бумажный Ранет» — один из самых кассовых и удачных советских фильмов середины 1920-х годов. В титрах значилось два режиссерских имени: Эдуард Иогансон и Фридрих Эрмлер. Трудно себе представить двух людей, более непохожих друг на Друга: с одной стороны, фанатически преданный партии провинциал Эрмлер, с другой — подчеркнуто петербургский аристократ Иогансон. Соответственно, режиссерский почерк одного не имел ничего общего с почерком другого. Однако до 1926 года Эрмлер и Иогансон прекрасно находят общий язык. […]

В «Катьке» Иогансон сам полностью разрабатывал всю любовную линию двух главных героев — Катьки и Вадьки. В основе сюжета — мрачная повесть петербургского прозаика Бориса Глебского, заканчивающаяся убийством младенца. Из этого Иогансон делает лирико-комедийную историю о поиске и обретении счастья. В центре — любовь затюканного интеллигента и деревенской девахи, которые вместе с ее младенцем могут составить проект Святого семейства, как в свое время изящно заметила Нея Марковна Зоркая. Революция вытряхнула этих людей из их социальных ячеек именно для того, чтобы они получил! свободу самостоятельно строить свое счастье. […]

Конкретного человека Российская империя всегда готова смять, растоптать, превратить в лепешку ради своих целей.

У Иогансона этот мотив появляется в другом, пародийном виде. В фильме «Катька — Бумажный Ранет» неприкаянный главный герой (а его линию разрабатывал именно Иогансон, а не Эрмлер), бродя вокруг памятника Екатерине Второй, заводит с ним беседу. Нетрудно здесь заметить аллюзию на «Ужо тебе!» из «Медного всадника» или на знаменитую цитату из «Видения Мурзы» Державина. […]

Однако Вадька, вместо того чтобы декламировать оду или вступать с изваянием в смертельный бой, обзывает Екатерину стервой и мирно устраивается на ночлег у нее в ногах. […] В середине 1920-х годов казалось, что даже самый нелепый человек — а может быть, именно самый нелепый — может оживить мертвенное, вочеловечить государство. Не случайно герой Катьки не трагический Евгений, а своеобразный Чарли, блаженный клоун в блистательном исполнении Федора Никитина. Создание этого комического и трогательного персонажа — безусловно заслуга Иогансона. Кстати, Никитин, который на «Катьке…» работал под руководством Иогансона, был в весьма напряженных отношениях с Эрмлером. И именно Иогансон уговорил его сниматься у Эрмлера дальше. […]

Что происходит в его фильме «Наследный принц республики» (1934)? Четверо веселых холостяков конструируют макет будущего в виде картонного дворца. Но когда появляется будущее в виде конкретного очаровательного младенца, макет тут же убирается в сторону. Задача героев — обеспечить будущее не для республики, а прежде всего для ее наследного принца. Чем-то жертвовать можно только во имя этого будущего — жизни живого человека. Тогда жертвой может стать и макет этого грандиозного дворца!

Иогансон помещает младенца в центр сюжета не раз, не два и даже не три. Я имею в виду и «Катьку…», и «Наследного принца республики», и две, к сожалению, не сохранившиеся картины: «Ошибка героя» и «Корабли в море». […]

Следующая картина Иогансона, «На отдыхе» (1936), уже не о счастье, а об увеселительной эйфории. Водевильное безумие начинает ощущаться как безумие настоящее. Жизнь советского человека представлена как курорт, но курорт весьма своеобразные. На фоне лучезарного крымского моря бдительные отдыхающие плетут друг против друга интриги и едва не объявляют знаменитого полярника врагом народа. Последняя часть фильма не сохранилась, так что финал его нам неизвестен.

Несмотря на то, что фильм «На отдыхе» понравился Сталину, он был раскритикован и довольно

быстро снят с экранов. Это последняя работа Иогансона в большом кино: полнометражные фильмы снимать ему больше не позволят. […]

Любопытно, что в истории нашего кино тот, кто играет большую музыку, кто работает на пафосе и славит великое, обычно почитается большим художником. Но к такому художнику зритель более или менее равнодушен. Тот, кто говорит конкретном человеке, кто работает в камерном жанре, находит, что понятно, у широкой аудитории куда больше откликов, но почитается режиссером кассовым и в этом смысле второразрядным. Иогансона всегда смотрели охотнее, чем Эрмлера, Протазанова — чем Эйзенштейна. Режиссеру, снимающему кино о людях и для людей, отказывают в новаторстве, говорят, что он идет на поводу у кассы. Это несправедливо/Протазанов, например, с его блистательным и разнообразным дарованием, с его способностью к стилизации, с его остроумным монтажом, в режиссерском мастерстве не уступил бы самым изощренным своим современникам. Такой режиссер гораздо точнее чувствует насущного зрителя и именно поэтому находит с ним общий язык.

МАРГОЛИТ Евгений. Два портрета на фоне одной эпохи // Сеанс. № 35—36. 2008.